— Если вы говорили это серьезно, то вы либо фальшивый человек, либо очень плохой революционер.
— Лучше быть плохим революционером, чем фальшивым человеком: ведь фальшивому человеку стать искренним гораздо труднее, чем плохому революционеру сделаться хорошим.
— Это правда, с этим я согласна, и вы мне нравитесь вашей искренностью.
— Неужели я вам нравлюсь? Впервые слышу это от девушки!
— Ах, какой несчастненький! Ну, и в последний раз слышите это, не надо придираться к словам!
Лобанович придает лицу трагическое выражение, низко свешивает голову и печально качает ею.
— Неужели это правда? Неужели никогда не услышу я от девушки, что нравлюсь ей? Не услышу!..
— Не услышите, — подтверждает Ольга Викторовна.
В один миг трагическое выражение исчезает с его лица. Он быстро вскидывает голову.
— И наплевать!
Такой быстрый и неожиданный переход от отчаяния к беззаботности веселит учительницу, и она заливается веселым смехом.
— Лучшего в вашем положении и не скажешь, — говорит она, не переставая смеяться.
Какая-то новая мысль загорается в живых, выразительных глазах учительницы.
— А скажите, Андрей Петрович, — переменив тон, спрашивает Ольга Викторовна, — любили вы кого-нибудь хоть раз?
Лобанович невольно опускает глаза, но быстро справляется с замешательством и в свою очередь спрашивает:
— А как вам кажется?
Ольга Викторовна вглядывается в Лобановича.
— Мне кажется, любили и теперь любите.
— Кого? — снова спрашивает Лобанович.
— Ну, это уж вам лучше знать.
Лобанович устремляет глаза куда-то в пространство и молчит.
— А вы мне все же не ответили на вопрос, — не отступает учительница.
— Если парень начинает рассказывать девушке о своей любви к другой девушке, это означает, что он переносит свою любовь на ту, которой рассказывает.
На лице Ольги Викторовны мелькает радость.
— Это правда?
— Думаю, что правда.
— Но это в том случае, когда рассказчика не тянут за язык?
Лобанович помолчал.
— И это правда.
Ольга Викторовна в свою очередь опускает глаза и задумывается.
— А если бы девушка рассказывала парню о своей любви к другому, то и тогда была бы правда?
— Правда осталась бы правдой.
— И такой вывод делаете вы из собственного опыта? — допытывается учительница с лукавой улыбкой.
— Нет, это только теория, и она, думаю, подтверждается практикой.
— А что послужило причиной создания такой теории?
— Жизнь. Молодая человеческая жизнь.
Ольга Викторовна заливается смехом.
— Ах вы психолог-сердцевед! — в ее словах слышится скептицизм.
Лобанович хитровато улыбается.
— У вас, Ольга Викторовна, был такой случай, когда один ваш знакомый поведал вам о своей любви к другой, а вы полюбили его раньше, чем он рассказал вам это. Я не буду спрашивать, было это или нет, так как знаю, что было.
Ольга Викторовна приходит в замешательство и слегка краснеет. Лобанович делает вид, что не замечает этого.
— Черт знает что вы плетете! Хватит об этом! — говорит она. — Не затем пришла я к вам, чтобы говорить о любви.
Она, кажется, разозлилась на свою слабость, ведь у нее к нему есть нечто более важное…
— Знаете, коллега, что я хотела вам сказать?
— Нет, не знаю.
— Так вот. Вошла я в одну революционную организацию, имею там знакомства. И вам непременно надо связаться с нею.
Лобанович молчит, о чем-то думает. Он и сам знает, что рано или поздно, а стать ближе к какой-нибудь революционной организации ему придется. Он чувствует, что надо сделать какой-то новый шаг в жизни, важный и небезопасный шаг. И теперь как раз наступает решающий момент.
— Разумеется, связаться с организацией надо, — наконец говорит он.
— Непременно надо! — подхватывает Ольга Викторовна. — Все, что есть здорового, честного, должно выступить на борьбу с самодержавием и вести ее организованно: ведь реальная сила только и может быть создана тогда, когда будет крепкая организация и когда работа будет вестись по строго определенному плану. Организация поможет вам и литературой, и деньгами, и живым советом. Организация поддержит вас, за ее спиной вы будете чувствовать себя увереннее и смелее. А теперь как раз идет собирание революционных сил, эти силы растут, крепнут, идет широкая подготовка к вооруженному восстанию, и недалеко время, когда вспыхнет революция. Хныкать в такое время над военными поражениями самодержавной России просто смешно. Чем больше этих поражений, тем шире будет расти недовольство, тем больше шансов на революцию, на ее победу.
— И вы верите в близкую победу революции?
— Я уверена в этом, — горячо отвечает Ольга Викторовна.