На росстанях

— Будьте знакомы: пан Лобанович, профессор больших букв.

Людмила улыбнулась своей приветливой улыбкой и игриво проговорила:

— Мы уже почти знакомы, — и подала свою мягкую ручку.

— Значит, наш профессор гораздо ловчее, чем я думал, — проговорил подловчий.

— В тихом омуте черти водятся, — добавил Суховаров, и на его влажных губах застыла кривая, слегка пренебрежительная улыбка.

Суховаров был одет в парадный мундир с блестящими пуговицами и свысока смотрел на всех местных кавалеров.

Поздоровавшись со всеми, Лобанович выбрал себе наиболее спокойное местечко и начал присматриваться к гостям. Старшая дочь писаря, как хозяйка, часто отлучалась. Молодые люди из вежливости уделяли ей много внимания, чем она была очень польщена.

— Ну, как живете? — спросил Лобановича Дубейка. — У нас, видите, не то, что у вас, — публики много, барышни… Как вам нравится наша Людмила?

— А почему она ваша, а не наша? — спросил Лобанович. — Ну что ж, девушка как девушка.

— Вы посмотрите, как возле нее этот железнодорожник увивается!

— А вам завидно? Почему же вы не увиваетесь?

— Мое от меня не убежит! — гордо заявил Дубейка. Недавно земский начальник обещал ему должность писаря.

Подошел Максим Горошка.

— Что вы так редко у нас бываете? — спросил и он Лобановича.

Максим был вертлявый, низкого роста, но довольно красивый парень с тонкими черными дугами бровей и живыми глазами. Среди паненок он считался интересным кавалером, хоть и невыгодным женихом. Максим любил вести разговоры на общественные темы. Он ничего не делал, нигде не служил. Почему? Да просто потому, что никакая должность его не удовлетворяла и никакая профессия не отвечала его взглядам на жизнь. Он был немного шалопай и распутник, отличался острым языком и любил высмеивать людей.

То тот, то другой из гостей подходил к тельшинскому учителю и что-нибудь говорил ему. Соханюк сыпал шутками в кругу паненок. К Людмиле он не подходил, хотя исподтишка очень внимательно следил за ней.

XXVII

Панна Людмила несколько раз порывалась подойти к Лобановичу, так как потеряла надежду, что он когда-нибудь подойдет к ней сам. Ей любопытно было узнать, что он за человек. "Ну и бревно какое-то!" — заметила про себя панна Людмила. Тем не менее она попросила у своего кавалера прощения и с милой улыбкой подбежала к Лобановичу.

— Можно возле вас присесть? — спросила она сладким голосом.

— Прошу, прошу! — проговорил Лобанович и подставил ей стул.

— Вы как будто за что-то сердитесь на меня. Правда?

— О нет, сохрани боже! — горячо проговорил счастливый учитель. — Разве на вас можно сердиться? Да и за что?

— Ну, скажите мне правду: почему вы ни разу к нам не зашли?

— Я живу далеко от вас, с вами до этого дня не был знаком и вообще не было случая.

— А еще какие были причины? — допытывалась панна Людмила.

— Других причин я вам не скажу.

— А они были?

— И об этом умолчу.

— Ну, скажите! Ах, какой вы злой!

— Что делать, и злые люди живут на свете.

— Нет, вы добрый! Я слышала, что вы добрый!

— Мало ли что говорят. Да еще говорят ли?

— Так вы мне не верите?

— Я и сам себе не верю.

— Вот это мило! Как же это вы себе не верите? — спросила панна Людмила.

— А вот бывает так: думаешь одно, а делаешь другое. Хочешь жить так, а живешь иначе.

— А почему так получается?

— А потому и получается, что внутреннее состояние человека очень изменчиво. На него имеет влияние погода, люди, особенно ваш брат…

— А какое влияние имеет на вас наш брат?

Лобанович подумал и ответил:

— И хорошее и плохое.

— Ха-ха-ха! — засмеялась Людмила. — Неужто на вас имеет влияние, как вы говорите, наш брат? Не верится что-то. Вы, простите, действительно какой-то… святой.

— Я знаю, — с оттенком легкой грусти сказал Лобанович, — что паненкам святые не нравятся, хотя, правда, святым я являюсь с вашей точки зрения…

— Нет, нет! Вы не обижайтесь, прошу вас. Я только хотела сказать, что вы… ну, совсем не такой, как другие, не такой в лучшем смысле.

— Очень вам благодарен, но, снявши голову, по волосам не плачут. И обиды здесь никакой нет. Иной человек всю жизнь бьется и ломает голову над тем, как бы стать святым, а мне это легко далось.

— О! Молодец, профессор больших букв! — шутил подловчий, подойдя к Лобановичу. — Один завладел панной Людмилой!

— Это я завладела профессором, просто силой взяла его, не спрашивая, рад ли он этому или не рад, — ответила панна Людмила.

— Простите, — усмехнулся Лобанович и глянул ей в глаза так, будто он знал гораздо больше, чем думала панна Людмила, — а так ли это?

Девушка на мгновение смутилась, потом вскинула на него свои бойкие глаза.

— Ой, хитрый же вы, хитрый!

— А как вы думаете, святость и хитрость не мешают друг другу?

— О нет! Вам они не мешают.

— Ну, это другое дело. Но можно ли быть святым, оставаясь и хитрым?

— В вопросах святости я ничего не понимаю, — ответила панна Людмила. — Оставим это. Скажите, почему вы так быстро тогда убежали, помните, у Абрама?

— Я никак не ожидал встретить вас там, и мне стало неловко… Скажу вам правду: я не хотел, чтобы вы подумали, будто я зашел туда для того, чтобы увидеть вас.

— А разве вам так неприятно было увидеть меня?