На рубежах южных (сборник)

Пустил коня в намет. Под копытами стлалась пыльная трава. С испугом выпорхнул и затрепетал в воздухе жаворонок.

Вот и лагерь. Шумит, волнуется круг. Малов осадил коня, соскочил с него и, расталкивая казаков, пробился в середину.

– Зачем круг созывали? – взволнованно спросил он у Дикуна.

Тот коротко рассказал о предложении Пузыревского.

– Что вы ему ответили?

– Та решили послать. Уже и депутатов выбрали. Всего пятнадцать человек. Ты, я…

Леонтий побледнел, шагнул к Дикуну, задыхаясь, спросил:

– И ты, ты согласился?

Стоявшие поблизости замолкли. Постепенно весь круг затих. Все не отводили глаз от Дикуна и Малова. Федор пожал плечами:

– Попробуем. Спрос не ударит в нос. Выслухаем еще, что нам царь скажет… – И глядя на гневное лицо Леонтия, удивился. – А ты это чего зажурился? Пока мы не вернемся, казаки по куреням не разойдутся…

Неожиданно Малов повернулся к нему спиной, выкрикнул:

– Что ж это?! Други мои верные! – И вновь к Дикуну: – Что ты делаешь, Федор? Продадут нас паны, продадут! Не вернуться нам из Петербурга, ни одному не вернуться! Там на всех хватит темниц… И петли на всех найдутся… Добрые, крепкие петли… – Он решительно вскинул голову. – Уйду я от вас… И буду биться с панами! – он окинул взглядом помрачневших казаков: – Кто со мной?

Митрий шагнул к нему.

– Бери меня!

– И я с вами! – раздался голос откуда-то из задних рядов, Леонтий глянул поверх голов. К нему протискивался Андрей Коваль.

«Значит, не один! Нашлись друзья». И теперь уже спокойнее, но с болью проговорил:

– Прощевай, Федор, и вы, други! Не гадал, что опутают вас, как паук муху.

Малов прошел меж расступившихся казаков. И никто не пытался остановить его.

Вот Леонтий ухватил коня за повод, вот легко перекинул сильное тело через луку седла и, уже трогая коня, крикнул:

– Эх вы, дети малые! Не сносить вам голов!

И потянулись вслед за Маловым сначала те, кто пришел с ним на Кубань из Закавказья, а потом черноморцы. Несколько сотен увел он с собой.

И долго еще видели, как на запад, к низовьям Кубань-реки, удалялись те, кто не поверил словам полковника Пузыревского.

Глава IX

В большой бревенчатой избе, за сосновым столом чинно уселись черноморцы.

Молодая крестьянка ухватом вытащила из печи чугун со щами, поставила на стол. У печки под потолком в деревянной зыбке лежало дитя.

Достав деревянные ложки, казаки, не торопясь, соблюдая очередь, принялись за долгожданный ужин.

– А где ж хозяин твой? – прожевывая, спросил Ефим.

Скрестив красные, грубые руки, крестьянка ответила:

– Оброк барину повез, третью неделю… Все ждем… Мы, чай, крепостные…

Поев, казаки вышли из-за стола и, перекрестившись на иконы, тут же, на полу, улеглись спать. Вскоре раздался храп. Только Федору не спалось. Он ворочался с боку на бок и, наконец, не выдержав, встал, сел к столу. Луна тускло освещала прокопченные стены избы. Блики ее купались в жбане с водой. По стене спустился таракан, деловито пробежал по столу, остановился и, поводив усами, направился к подоконнику. Заплакал ребенок, хозяйка слезла с печи, нагнулась над зыбкой.

Федор смотрел на женщину потеплевшими глазами и вспомнил Анну. Коротки кубанские летние ночи, а сколько счастья они могут дать! Столько, что на всю жизнь хватит…

Хозяйка, шлепая босыми ногами, подошла к столу, присела на лавку.

– Не спишь?

– Думка одолела… думка горькая…

– А далеко ли бредете?

– К царю с жалобой.

– К ца-рю?! – женщина удивленно и недоверчиво всматривалась в лицо Дикуна.

Кто-то осторожно поскребся в затянутое пузырем окно. Приглушенный, басовитый голос позвал со двора:

– Настасья! А Настасья!

Засуетившись, хозяйка вышла. В окно Федор увидел, как к ней шагнул кто-то большой. Спросил:

– Выведала?

– В Петербурх, сказывают, едут. К царю, жалобщики от черноморских казаков. На жизнь, сказывают, жалуются.

Мужчина глухо и коротко рассмеялся.

– А я думал, уж не нас ли ловить прибыли? А ахвицер ихний штой-то быстро ускакал. Хотели мы его перехватить, да вырвался, ушел… Касьяну руку рассек… – И немного погодя спросил: – Твой-то еще не приехал?

– Нет!

– Приедет, передай, что я был… Завтра уходим…

– Почто же?

– Дальше уйдем. А то, глядишь, на солдат наскочим. Дорога-то проезжая… Так ты скажи своему, воротимся мы к зиме. – Мужчина помолчал. – Пропадут твои ночлежники!

– Как пропадут? – испугалась женщина.

– Так… Не будет толку с их жалоб. На кого они жалиться идут – на господ?

– Должно, так.

– То-то!

– Значит, надо упредить их, пускай не идут дале…

– Не лезь не в свое дело! Молчи да дышь, будет барыш…

Мужчина ушел, скрылся в темноте. Хозяйка вошла в хату и молча залезла на печь.

Федор тоже прилег на свое место, рядом с товарищами. На сердце было тревожно.

«А что, коли назад повернуть? – подумал он. – Тутошние люди к Петербурху ближе, лучше и царя знают, – размышлял Федор. – Може, правда всех нас в кайданы закуют? Но и вертаться нельзя. Все черноморцы на нас надежду имеют…»

Погожим сентябрьским утром к Екатеринодару подходили войска. Наказной атаман вел на подавление мятежа оправившиеся от поражения Вятский и Суздальский полки, да еще конных донцов прихватил.