На рубежах Среднерусья

Стряхнув с себя волевую немощь, командарм Чистяков заставил себя трезво оценить происшедшее за день, чтобы оставшимися силами сделать то реальное, на что они еще были способны, и настойчивее попросить у комфронтом незамедлительной помощи. Да, с двумя глубокими клиньями, общая ширина которых достигает уже почти тридцати километров, своими силами он не ликвидирует прорыв врага. Нужна помощь комфронтом. На тыловом рубеже обороны у него расположена первая танковая армия. Планом фронтовой операции ей предусмотрено нанесение контрудара, и лишь в особо неблагоприятных обстоятельствах она может быть использована для удержания полосы обороны или важного оперативного рубежа… Вот такое обстоятельство как раз и возникло! — мысленно возразил командарм, будто комфронтом отказал ему в помощи танковой армии. Это непременно надо ему доказать и убедить, что танковую армию следует переместить на вторую полосу обороны. И без дальнейшего промедления! Иначе… Если танковые корпуса 4-й танковой армии пробьются к Обояни, разгул их в оперативной глубине укротить окажется намного труднее.

Командарм спустился в блиндаж и еще раз позвонил на КП фронта. Его опять соединили с начальником штаба фронта. Чистяков недолюбливал его: в тридцать девятом подполковником закончил академию, за полтора года прошел все штабные должности от корпуса до фронта и вот — на самом ответственном. «Ну, бог с тобой! Заслужил — служи и на такой высокой, но не строй из себя всезнайку», — не раз уже про себя упрекал его Чистяков.

— Мне необходимо переговорить с самим командующим фронтом! — рассерженно ответил Чистяков на намерение начальника штаба фронта решить вопрос самому.

— Командующий фронтом все еще занят. Я ему доложу ваши соображения, как только он освободится. Самым точным образом — у меня память безотказная.

— Мне нужно не то, что вам скажет командующий, а вы передадите мне, а незамедлительное решение самого командующего фронтом. Обстоятельства не позволяют медлить и минуты!

— Иван Михайлович, зачем же так сердиться?

— Вы обещали мне сообщить о намерениях комфронтом еще час назад. До сих пор я их не знаю.

— Хорошо. Я доложу о ваших требованиях незамедлительно.

Минут через десять баритональный голос отозвался в телефонной трубке Чистякова:

— Что у вас стряслось, Иван Михайлович?

— Танковые корпуса противника в двух полосах завершили прорыв первой полосы обороны. Противотанковые силы, выделенные мне вами, вместе с моими дивизиями, укрепившись на промежуточной позиции, пока сдерживают продвижение, но есть опасность, что к исходу дня танковые дивизии Гота сомнут их и окажутся у второй полосы, занятой моими войсками лишь на отдельных участках. Прорвав ее завтра, оба танковых корпуса устремятся к тыловой полосе. На ней у меня вообще ничего нет. Отсюда…

— Два часа назад о такой угрозе врага не шло и речи.

— В боях два часа немалый срок, в который порой происходят труднопоправимые обострения. Вот такие произошли и в моей полосе обороны. Своими силами я не воссоздам крепкую оборону. Моей армии нужна не только ваша помощь, но и ввод в сражение ваших резервов. Я имею в виду танковую армию Катукова. Для надежности укрепление нашей обороны на том участке, где противник рвется, желательно, и срочно, выдвинуть к флангам моей армии силы соседей — дивизии генералов Москаленко и Крюченкина. Иначе небольшие бреши враг разворотит в пропасти. И тогда его трудно будет укротить в ближайшей оперативной глубине. Пример тому — прошлое лето.

6