В час дня обедал с Легге в какой-то итальянской пиццерии. Парадный обед с обнюхиваниями. Поразительный суп-соус с какими-то раковинами, похожими на наши мидии, может быть, устрицы? Между выковыриванием из ракушек кусочков мяса разговаривали. Когда рядом с тобой гора ракушек, невольно чувствуешь себя богатым человеком. Потом мне одному дали самый невероятный из всех съеденных мною десертов: горячие лесные ягоды с мороженым. Сочетание поразительное по своей смелости. Но я вообще чрезвычайно высоко ценю необычные решения.
Оговорили контуры соглашения. Все время звучало в немецкой удивительно противной огласовке слово — финансировать. Кто финансирует? Никто финансировать культуру не хочет. Культура — как платье от хорошего портного. Можно ходить и в ширпотребе, но так соседи и друзья завидуют.
В три часа подъехал неутомимый Вилли, и мы поехали в Баденхейм. Это тот курорт, о котором Барбара много мне говорила. Это сравнительно недалеко. По действию, судя по всему, это что-то вроде нашей Мацесты. Но организовано все на порядок выше. Общий бассейн, вернее три бассейна с разной температурой, все, естественно, в немецкой чистоте и порядке. За режимом каждый должен следить сам. Курорт недорогой сейчас, хотя здесь лечился и кайзер, и наши императорские родственники. У Барбары есть план: я живу у нее, на поезде через день езжу в бассейн и через два часа возвращаюсь. Она так делает минимум раз в неделю. Это помогает привести в норму сосуды, сердце. Я не думаю, что это окажется дороже, чем трехнедельное житье в Сочи. Определенно, Барбара мыслит реальнее, чем я.
Вечером читал рукопись. Болят глаза, вижу без очков плоховато.
1 ноября, среда. Утром, с половины седьмого, еще в постели читал и правил рукопись Дневников за первую половину года. На то и дневник, чтобы его не перечитывать, но я превратил его в некоторый вид литературы и некоторый инструмент давления на действительность. Вот приходится расхлебывать. Места попадаются неплохие, но много слов «без говорения», надеюсь на редактора. После одиннадцати ходил в магазин искать себе костюм. Обносился я предельно. Надо купить белье, опять, как и три года назад, пар десять и, если попадутся, ботинки. Но обувь здесь плохая. Для окончательного совета приглашу с собой завтра Барбару. Она женщина со вкусом. После магазинов сделал большую прогулку по парку. В Марбурге я все время в одно и тоже время — золотые листья от кленов уже на земле. До половины четвертого правил рукопись.
В 4 часа, как и договаривались, пили кофе у Людвига Легге. Это третий или четвертый дом в Германии, куда я попадаю. Большая квартира в центре, много книг, старая, но не старинная мебель, по чистоте, картинкам и рисункам по стенам, видно, что Людвиг не работает. Говорят, что он живет на средства жены, которая служит где-то в университете и занимается географическими картами. Это милая женщина, излучающая скрываемую энергию. Она сама уже 27 лет выпускает большие настенные календари с видами Марбурга. Марбург очень живописный город и выставка, если ее делать по сюжетам, по «узлам» из этих календарей за все 27 лет, может быть интересной.
Церемония питья кофе, который оказалась недолгим чаем. Хозяйский яблочный пирог был превосходный, на столе стоял и чудный покупной торт со взбитыми сливками. Особенно мне никто не предлагал, но я умудрился съесть два куска этой немецкой «шарлотки». В отличие от нашего варианта, здесь тесто внизу, под яблоками. Довольно много говорили о создании книги с параллельными текстами. Может быть, к этому привлечь Куприянова?
После гостей Барбара отвезла меня на короткую прогулку вверх к Замку. На этот раз он показался мне живым существом, просто живущим по незамеченным нам ритмам. Недаром он даже строился не сразу весь, по единому плану, а как бы рос. Вот это движение его во времени очень заметно. Обратил внимание, что один из наддверных горельефов, где два рыцаря поддерживают герб владельца, окутанный колючей проволокой. Одну голову уже оторвали.
К двенадцати ночи рукопись закончил.
2 ноября, четверг. Днем встретились с Легге. Ну, чего я, собственно, хлопочу? Что лично мне этот Марбург? Что лично мне некий Пастернак и национальный гений Ломоносов? Что мне лично взаимопонимание между Россией и Германией?