На рубеже веков. Очерки истории русской психологии конца XIX — начала ХХ века

Внимание Ядринцева привлекла коллективная жизнь острога. «Жизнь преступников, — писал он, — может служить доказательством того, что инстинкты общежития, взаимных привязанностей и симпатии не пропадают даже в самых тяжелых тюремных условиях. Даже там складывается коллективная жизнь — тюремная община» (там же). Через всю книгу проходит мысль о том, что нет преступных по своей природе типов людей, что преступники — те же люди, попавшие в особые жизненные обстоятельства. Ядринцев выделяет потребность человека в общении как одну из насущнейших. Поэтому столь тяжким является одиночное заключение. Долгое и вынужденное одиночество губит человека. Великую роль играет для сохранения личности заключенного привычка к умственному труду. Лишенный общения с другими людьми, узник не может удовлетворить «чувства и потребности общежития». У тех, у кого нет привычки самостоятельно возбуждаться мыслью, наступает в отсутствии общения какое-то отупение. «По мере того, как при келейном заключении присужденный снабжается занятиями, чтением и письмом (что составляет косвенное общение с другими людьми)., — писал Ядринцев, — по мере того, как ему дозволяется свидание или переписка с родственниками, — шансы к тоске, аффектам и сумасшествию уменьшаются и наконец исчезают» (с. 26).

По-иному обстояло дело в общих камерах. Заключенные этих камер в условиях сибирского острога имели возможность общаться друг с другом (камеры запирались лишь на ночь) и объединяться в группы. Объединение происходило по разным признакам — по социальному положению в бытность на воле, по приобретенной «специализации» в преступлении, а соответственно, и положению среди уголовников и т. д. Ядринцев так передавал свое первое впечатление, когда он арестантом вошел во двор острога: «На этом дворе копошился народ самого разнообразного свойства. Русые крестьяне в окладистых бородах, конокрады в красных рубахах, обдерганные мазурики. седовласые старцы-раскольники. и невыбритые, всклокоченные, пропившиеся чиновники в лохмотьях и с виду совершенно убитые. Были тут и цыгане, и черкесы, и армяне, и евреи, и казанские татары. Настоящих бродяг, поселенцев и каторжных можно узнать и по осанке, и по приемам» (с. 31).

Две черты тюремной жизни выделяет Ядринцев — общение и деятельность. И общение, и деятельность приобретают в условиях тюрьмы уродливую форму, но именно они являются стержнем жизни каждого из ее обитателей и объединяют их в общину, или коллектив (по терминологии автора). Тут в каждой общей камере проявляются разные взаимоотношения внутри отдельных групп, между группами, кружками, а также между теми, кто живет в «общежитии», как пишет Ядринцев, и «секретными», т. е. теми, кто заключен в одиночки. По отношению к ним тюремные жители прилагают всевозможные усилия, чтобы наладить общение с ними. «В общей тюрьме положение секретного возбуждает величайшее сострадание и ревностные попечения других арестантов», — сообщал Ядринцев (с. 54). Для общения с одиночниками устраиваются различные лазейки, буравят стены. «Сношения, таким образом, развиваются быстро, а проявления участия и сострадания у арестантов к секретным — замечательные» (там же).

Потребность в деятельности удовлетворяется самым разным путем. Деятельность ищут какую угодно: чинят лохмотья, шьют из них одежду по бытующей моде — разной среди разных групп обитателей тюрем, делают потайные ящики, рисуют фальшивые ассигнации, выбивают на копейке оттиск двугривенного, точат осколки железа. «Удивительное разнообразие занятий можно было встретить в каждой камере. Здесь можно было найти все, кроме разве производительного и полезного труда, в котором старый тюремный устав и старые смотрители отказывали арестантству» (с. 57). Вместо него арестанты принуждены были создавать свои особые занятия. Для самых праздных и неумелых существовало два занятия: игра в карты и пьянство. «Игра в карты, — замечает Ядринцев, — здесь является не развлечением, но своего рода средством приобретения, заменяющим труд. Каждый скопленный грош, каждая корка хлеба ставится на ставку, как необходимая затрата на предприятие, обещающее выгоду. Поэтому у бедного арестантства игра есть необходимость, обусловленная бедностью обстановки; она является борьбою за хлеб, за удовлетворение необходимых потребностей; она есть ремесло, профессия и заработок» (с. 58–59). Отсутствие труда и тюремная тоска особенно способствуют страсти к игре в карты.