На рубеже веков. Очерки истории русской психологии конца XIX — начала ХХ века

Социально-психологическими особенностями войсковой массы (доведенная до степени навыка способность солдат подчинять свою волю воле командира, товарищеская солидарность, пониженное чувство самосохранения и чувство силы) умело пользуются талантливые военачальники, но эти же особенности представляют опасность для правопорядка. «Трудность управления массой, — пишет Д. Д. Безсонов, — и всегда грозящая возможность нарушения ею порядка и общей безопасности заставляют в то же время заботиться о том, чтобы, военная масса не превращалась в толпу и чтобы свойственные этой массе некоторые качества толпы не могли приводить к вредным результатам» (с. 167). Психологическая характеристика толпы была призвана обеспечить выработку новых правовых норм, отвечающих укреплению государственного порядка. «Только имея в руках данные, добытые психологическими и социологическими исследованиями, мы и можем установить, с какой стороны должно быть реформировано уголовное законодательство в области массовых преступлений», — так заключает свое социально-психологическое исследование диссертант Военно-юридической академии (с. 170–171).

Можно понять, почему в юридической науке царской России был поднят вопрос о разработке в уголовном и военно-уголовном праве специальных дополнений о массовых преступлениях: имеющиеся правовые нормы не обеспечивали регуляции социального поведения массового рабочего и крестьянского движения, революционного движения в армии. Юристы, конечно, напрасно льстили себя надеждой, что достаточно законодательных актов, чтобы пресечь это движение. В уголовном праве существовало учение о соучастии, т. е. учение о совершении преступления более чем одним лицом, в котором делалось различие между массовым преступлением и преступниками, привлекаемыми по соучастию. Юристы указывали, что различие это «не количественное, а качественное, обусловливается. всем комплексом своеобразных психологических черт, которые присущи массе» (с. 175); так писал и автор рассматриваемой работы. Мы добавим, что различие было действительно качественным. Революционный народ, восставший против самодержавия, был далек от сообщников уголовных преступлений. В уголовном праве, действовавшем тогда, были предусмотрены «мятежные посягательства», но жизнь вносила свои поправки. Психология «массовых преступлений» оказывалась психологией революционных масс, что и запечатлел в своем исследовании старательный диссертант Военно-юридической академии. Он писал: «Мятежные посягательства, потому как они встречаются в действительной жизни, являются преступлениями, в совершении которых обыкновенно участвуют массы. Вооруженное восстание неминуемо предполагает участие сотен и тысяч лиц. При восстании совершаются и убийства, и сооружение баррикад, сопротивление войскам, разрушение правительственных зданий, средств сообщения и т. п. Понятием „насилия“ охватываются и действия, которые по существу своему являются настоящей войной, с той только разницей, что к „воюющей стороне“ применяются не нормы международного военного права, а статьи Уголовного Уложения о „мятеже“» (с. 244–245). После этой достаточно яркой характеристики, в которой выделен социальный смысл того, что называется «массовыми преступлениями», дается такое объяснение: «Но в том-то и дело, что Уложение в этом случае вовсе не принимает в расчет психологию „массовых преступлении“» (с. 245). Далее следуют соображения о том, что за мятежнические действия полагается смертная казнь. И только если они не вызвали «особых мер» к их подавлению, возможна замена казни каторгой. Ясно, конечно, что при мятежнических действиях всегда требовались «особые меры». Следовательно, смертной казни подлежат массы. «Даже если и принять во внимание, что суд вправе от смертной казни перейти к каторге, то все же нельзя не признать это наказание слишком суровым», — читаем мы суждение юриста (там же). Да и нельзя ведь учинять массовую казнь тысяч людей, что очевидно. Опять же, согласно закону, надо установить для каждого участника ряд условий, в том числе «намерение изменить образ правления, отторгнуть часть территории и т. д». Приходится признать, что едва ли практически осуществимо судебное дело против тысяч людей.

Жизнь поставила перед юридической службой царизма нелегкую задачу — поднять меч правосудия на тысячи людей. Так обернулась психология масс в событиях первой русской революции и в годы перед новым наступлением революционных масс.