Читаем На руинах Османской империи. Новая Турция и свободные Балканы. 1801–1927 полностью

Девятилетняя французская оккупация Далмации так и не была достоверно описана английскими историками; однако она заслуживает нашего внимания как пример ошибок, которые совершил даже такой гений, как Наполеон, в ходе управления страной, расположенной на границе Запада и Востока. Долгое венецианское господство в Далмации оставило на прибрежных городах этой области неизгладимый отпечаток. Надо, впрочем, отметить, что Венецианская республика Святого Марка проводила политику подавления далматинской торговли и мешала распространению идей просвещения.

Во время своего первого краткого господства в Далмации, с 1797 по 1805 год, у австрийцев не было времени что-либо существенно изменить, но они начали строить дороги, которых в эпоху венецианского владычества вообще не было. Впрочем, австрийцы и сами мало в этом преуспели, ибо вскоре провинция перешла под власть французов. Поэтому эмиссарам Наполеона пришлось создавать все практически с нуля, и сначала они занялись работой с большим здравым смыслом. Однако во французском управлении Далмацией можно четко выделить два периода, каждый из которых имел свои отличительные черты и представлял различные аспекты политики Наполеона. Пока Далмация была частью марионеточного Итальянского королевства, с 1805 по 1809 год, французский император, все еще мечтавший о завоевании Балкан и даже о походе в Индию, считал Иллирийское побережье прекрасной базой для этого похода. Он понимал, что гавани Рагузы (Дубровника) и Котор могут в будущем стать его военно-морскими базами, и для управления Далмацией отправил туда выдающихся людей, ибо в те годы необходимо было адаптировать французские методы руководства к местным условиям. Мармон и Дандоло, сменившие первого представителя Франции Молитора, были, как писал один австрийский историк, «самыми выдающимися администраторами, которые когда-либо правили Далмацией», но они не смогли найти общего языка друг с другом. Гражданский чиновник считал военного невеждой, который вечно сует нос в чужие дела, а военный относился к штатскому как к непрактичному педанту.

Тем не менее оба успели кое-что улучшить в доверенной им провинции. Молитор не внес крупных изменений в австрийскую систему управления, зато Дандоло не терял времени даром: он начал выпускать первую в Далмации газету, открыл среднюю школу и добился поддержки православного духовенства, которое до этого подчинялось католическому лидеру, даровав им епископа одной с ними веры. Впрочем, эта мера, которую уже рассматривали в свое время австрийцы, надеясь ослабить в Далмации влияние Черногории, привела к обратному эффекту. Она обозлила католиков и не принесла благодарности православных, так что, когда в Далмацию вторглись русские, последние активно их поддерживали; во время же французской оккупации далматинское духовенство всех конфессий считало агентов Наполеона атеистами и цареубийцами, используя свое мощное влияние на невежественных людей во вред своим правителям.

Мармон, однако, оставил о себе память как строитель дорог, и крестьяне до сих пор рассказывают историю о том, как французский генерал «сел на коня и велел своим солдатам построить дороги, а когда он спешился – гляди-ка! Дороги уже были готовы!». К тому же он составил очень точную карту побережья Далмации с его бесчисленными островами и опасными течениями, а другие его соотечественники сумели убедить недоверчивых местных жителей в преимуществах вакцинации, уменьшив тем самым смертность на большей части этих восточных владений Франции.

После 1809 года планы Наполеона изменились, и он стал смотреть на Далмацию как на инкубатор солдат высокого роста, а на ее жителей – как на пушечное мясо. Удивительный факт – тот самый народ, который охотно помогал Венецианской республике, когда она доживала свои последние дни, категорически отказался встать под знамена французского императора. Все военные призывы от первого до последнего оказались провальными, а когда в 1809 году между Францией и Австрией вспыхнула война, далматинцы, как один человек, встали против Наполеона. После этого с этой страной начали обращаться безо всякого учета ее особого положения. Не будучи уже частью королевства Италии, но образовав, вместе с Рагузой (Дубровником), две из семи Иллирийских провинций, Далмация уже не имела отдельной от других доминионов Наполеона истории, то есть непосредственно вошла в состав Французской империи.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Человек 2050
Человек 2050

Эта книга расскажет о научных и социальных секретах – тайнах, которые на самом деле давно лежат на поверхности. Как в 1960-х годах заговор прервал социалистический эксперимент, находившийся на своём пике, и Россия начала разворот к архаичному и дикому капитализму? В чем ошибался Римский Клуб, и что можно противопоставить обществу "золотого миллиарда"? Каким должен быть человек будущего и каким он не сможет стать? Станет ли человек аватаром – мёртвой цифровой тенью своего былого величия или останется образом Бога, и что для этого нужно сделать? Наконец, насколько мы, люди, хорошо знаем окружающий мир, чтобы утверждать, что мы зашли в тупик?Эта книга должна воодушевить и заставить задуматься любого пытливого читателя.

Евгений Львович Именитов

Альтернативные науки и научные теории / Научно-популярная литература / Образование и наука
Усоногий рак Чарльза Дарвина и паук Дэвида Боуи. Как научные названия воспевают героев, авантюристов и негодяев
Усоногий рак Чарльза Дарвина и паук Дэвида Боуи. Как научные названия воспевают героев, авантюристов и негодяев

В своей завораживающей, увлекательно написанной книге Стивен Хёрд приводит удивительные, весьма поучительные, а подчас и скандальные истории, лежащие в основе таксономической номенклатуры. С того самого момента, когда в XVIII в. была принята биноминальная система научных названий Карла Линнея, ученые часто присваивали видам животных и растений имена тех, кого хотели прославить или опорочить. Кто-то из ученых решал свои идеологические разногласия, обмениваясь нелицеприятными названиями, а кто-то дарил цветам или прекрасным медузам имена своих тайных возлюбленных. Благодаря этим названиям мы сохраняем память о малоизвестных ученых-подвижниках, путешественниках и просто отважных людях, без которых были бы невозможны многие открытия в биологии. Научные названия могут многое рассказать нам как о тех, кому они посвящены, так и об их авторах – их мировоззрении, пристрастиях и слабостях.

Стивен Хёрд

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука
Сложные чувства. Разговорник новой реальности: от абьюза до токсичности
Сложные чувства. Разговорник новой реальности: от абьюза до токсичности

Что мы имеем в виду, говоря о токсичности, абьюзе и харассменте? Откуда берется ресурс? Почему мы так пугаем друг друга выгоранием? Все эти слова описывают (и предписывают) изменения в мышлении, этике и поведении – от недавно вошедших в язык «краша» и «свайпа» до трансформирующихся понятий «любви», «депрессии» и «хамства».Разговорник под редакцией социолога Полины Аронсон включает в себя самые актуальные и проблематичные из этих терминов. Откуда они взялись и как влияют на общество и язык? С чем связан процесс переосмысления старых слов и заимствования новых? И как ими вообще пользоваться? Свои точки зрения на это предоставили антропологи, социологи, журналисты, психологи и психотерапевты – и постарались разобраться даже в самых сложных чувствах.

Коллектив авторов

Языкознание, иностранные языки / Научно-популярная литература / Учебная и научная литература / Образование и наука