— Находясь на посту участкового, он раскрыл три особо опасных преступления, — напомнил Кудеяров, — не считая множества мелких, а предотвратил еще большее количество. На этом заканчиваем разговор. Мой совет вам, подполковник юстиции Егоров: назначение вас на новую должность в компетенции только вашего руководства, которое лучше меня знает ваши возможности и представляет, где их можно лучше всего применить. Не сомневаюсь, что раскрытие особо тяжкого преступления окажет влияние на принятое вашим руководством решение.
— А сейчас что мне делать?
— Заниматься расследованием убийства Дробышева: опыт у тебя большой, и ты и без меня знаешь свои действия. От меня только один совет: свяжись с участковым по месту регистрации и проживания Елизаветы Романовой. Узнай, как ее соседи характеризуют и вообще, что у нее за окружение, с кем она общается, встречается, как ведет себя в быту. То есть вела, потому что последние месяцы она, как я понимаю, проживает здесь.
— Обязательно свяжусь. А вообще спасибо вам.
— За что?
— За совет, за справедливый выговор.
— Какой еще выговор? Выговор в учетную карточку заносят. А я просто побеседовал по старой дружбе. Мы с тобой уже пять лет знакомы, забыл разве? Я еще тогда был начальником районного управления.
— Как я мог забыть! Помню, конечно. Мы общались с вами, когда предпринимателя Лушникова вымогатели незаконно удерживали на чужой даче, я приезжал к вам…
— Тогда-то мы на «ты» были, — напомнил Павел, — что же ты теперь так подобострастно? Я же такой же, как и прежде… И давай-ка закончим сейчас о делах, — Кудеяров показал на супницу с рыбной солянкой и на салаты, — оценим местную кухню.
В ресторан вернулся Францев, быстро подошел к столу, снял куртку и уложил ее на диванчик.
— Что там случилось на рынке? — обратился к нему Кудеяров.
— Да ничего особенного — обычное дело. Один гражданин привез на рынок домашние консервы из утиного мяса. Начал продавать по пятьсот рублей за банку. И тут увидел, что местная дама продает такой же товар по триста пятьдесят рубликов. Начал громко возмущаться, мол, это публичный демпинг. Конкурентка неправильно поняла слово «демпинг», а может, обиделась на «публичный», после чего мужик огреб по полной, вернее мог огрести, если бы я вовремя не подоспел, а так еле удержали даму.
— Марина Незамерзайка, — догадался Кудеяров. — Она же Марина Гогольфиндер — с ней, конечно, лучше не связываться.
— А емкость какая у консервов? — заинтересовался подполковник юстиции.
— Обычная стеклянная банка, — ответил Николай, — восемьсот граммов.
— Тогда это действительно очень недорого, — удивился Егоров.
— Потому что у Незамерзайки консервы местного производства. У нас тут охотник один, может, и браконьер — я не знаю, но этих уток столько по осени стреляет! А его жена в автоклаве утиное мясо в банках как консервный завод штампует.
— Если браконьер, почему его не берут? Неужели никто не жаловался?
— Кто жаловаться будет, — не понял участковый, — утки?
И засмеялся.
В кармане следователя писклявой мелодией напомнил о себе мобильный аппарат.
Егоров достал его, проверил, кто его вызывает, скривился, но все-таки ответил на вызов. Выслушал, что ему говорят, и устало произнес:
— Я помню, конечно, что мероприятие плановое, но я после дежурства, и потом я сейчас на выезде. Поговорил с людьми, и уже есть кое-какие результаты. Я здесь оказываю помощь полковнику Кудеярову… Понял, постараюсь не опоздать.
Подполковник юстиции растерянно посмотрел на Павла и прошептал с тоскливой обреченностью:
— Вызывают срочно.
— Ну да, — вспомнил Кудеяров, — ты же из второго управления, и у вас сегодня совещание, которое проводит руководитель городского следкома. Пропускать нельзя. Опаздывать нельзя: так что возьми в дорогу пирожков и лети.
Они смотрели в спину Егорова, словно дожидались, когда следователь выйдет из зала, а потом Францев спросил:
— Ты чего приехал-то?
— А ты чего не звонишь?
— Чтобы не отвлекать тебя от важных дел. Ты человек занятой, потом у тебя теперь Нина…
— Вот потому-то и приехал. Мы с ней пожениться решили. Но не в Москве, а здесь, потому что здесь все мои родственники, мама ее тоже отсюда, здесь друзья — мои и теперь ее. И ты бы с Леной в Москву не поехал.
— Не поехал бы, — подтвердил Николай, — детей не с кем оставить. А даже если и было бы с кем, все равно не поехали бы. У меня сердце не на месте было бы, а у нее тем более.
— Вот мы и приехали подать заявление. Я оформил командировку, а Нина сама себе начальство: она теперь директор кинотеатра.