На рыдване по галактикам

— Мне вот тоже до почесухи любопытно, что ж он такого сказал капитану… и ведь даже ни одного перелома и вывиха, на первый взгляд, — говорит Соколова, оглядываясь на закрывшуюся за нами дверь. — Главное, мы-то по тыковкам схлопотали, а он, похоже, нет. Запишу полученный подзатыльник ему в дебет. Все меньше уже буду должна. Скажем, какую-нибудь конечность вычеркну потом из списка, подлежащего спасению.

— Не замечал в тебе ранее подобной дотошности… Чет тебя реально клинит прям. Тебе б поспать, мозг перезагрузить. Ужин скоро… Это док с Басом и подлецом суперкарго выдрыхлись. А мы забыли, что такое покой и сон.

— Факт, — соглашается Ярка, подавив невольный зевок. — А вот с Врагусиком лично я не стала бы связываться даже под угрозой пыток, у него свои понятия о добре и зле.

— Это да, черная дыра знает, что у него там в акселератном умишке творится. Надо запретить ему доступ к библиотеке. Накачается знаниями всякими без разбору, доберется до страпельки — и тогда точно Вселенной кранты.

— Надо было его все-таки в космос выкинуть, — подытоживает Соколова, нервно озираясь по сторонам, точно рассчитывая засечь исчезающий за углом шипастый хвост исчадия тройного ада Алголя. — Лично я даже насморка в жизни не схватывала, и для меня предполагаемая польза от его пребывания на борту никак не перевешивает стабильно наносимого им морального вреда. А покоцанные конечности можно и в регенераторе сращивать, в конце концов. Док с его умилительным культом пупков импонировал мне несравнимо больше.

— Все жалость наша проклятущая, не доведет она нас до добра, — со вздохом соглашаюсь я.

Сгоняв несколько партеек в нарды, бесконечно при этом уличая друг друга в жульничестве и подтасовке счета, наконец-то дожидаемся ужина, который проходит практически без эксцессов. Если не считать подсунутой мне под локоть мази от мозолей, которой я мерзко хихикающему Врагусику советую лоб намазать. А то, поди, весь ум измозолил, пока шутеху придумывал.

А вот Бас, обнаружив предназначенный ему сюрприз под салфеткой, начинает нехорошо багроветь. Но рассмотреть, что подсунул пилоту мелкий мерзавец, никто не успевает, настолько быстро Ксенакис швыряет упаковку в утилизатор, испепеляя взглядом посылающего ему ядовитые усмешечки Вражонка. Вилка в руках Баса помаленьку превращается в подкову, какими на отсталых планетках по сей день живой копытный транспорт снабжают.

— Да я ж от души, — округляет подлючие глазенки лимбийское отродье. — Вдруг старый конь еще не прочь вспахать борозду, а борона-то уже…

— Рецепты в медчасти в рабочее время раздавать будешь! — осаживает его кэп, весь вечер занятый невеселыми думами, отчего складка у него между бровей уже с грузовой отсек «Дерзающего» сделалась. Кажется, он нас вообще не замечает, даже на невозмутимого Рекичински не смотрит, который занял свое место за столом как ни в чем не бывало, правда, подальше от свирепо зыркнувшей на него Цилли. На вопрос бортмеха в начале ужина, куда ж мы все-таки летим, Вегус скупо сообщил, что на разведку, на поиски более гостеприимной и менее ядовитой планетки, пока запасы топлива это позволяют. Не найдем — вернемся на Ксену. Пусть флора несъедобна, но вода и кислород — это жирный бонус, можно топлива насинтезировать самим…

— Мистер Ксенакис… — начинает было Соколова, сочувственно глядя на Басилевса, у которого только что пар из ушей не бьет, но пилот со звоном швыряет вилку и вылетает из-за стола. Он определенно не в себе — на выходе бешено лупит по открывающей шлюз кнопке, за что прежде четвертовал бы любого — практически ж нанесение травмы раритетному судну. Физической и моральной.

— Да, док, как это ни прискорбно, но приходится признать, что в твой, так тщательно оберегаемый каждым десятком пращуров, генофонд однажды все-таки изрядно капнула какая-то гадостная залетная гарпия, — бормочет Соколова, неприязненно поглядывая на сатанинское семя.

— Мадам, не передадите соли? Хронически все недосолено, — не обращая на нас никакого специального внимания, томным баском произносит Вражонок, воззрившись всеми своими паскудными глазенками на Цилли.

— Соль — белая смерть, — с усмешкой парирует та. — В украденном тобой у папани курсе разве ничего об этом не говорилось?

— А я люблю посолонее. И поострее. И покрепче. И женщин… таких, в соку, — состроив совершенно охальную морду, выдает неугомонный говнюк. — Кому нужно это унылое трехсотлетнее существование на клевере и дистиллированной водице, когда рядом царит та-а-акой зной?

Я аж с приоткрытым ртом замираю в ожидании продолжения банкета. Док непонимающе хлопает глазами, переводя взгляд с отпрыска на мадам Ибрагимбек. Уже родителем стал, а все невиннее младенца. Своего, не по годам развитого, уж точно. Соколова перестает есть, и ее брови уползают в гости к кудряшкам.

— Соли в еде по установленной норме! — нервно ввинчивается в разговор повторно оскорбленная Тася. — Но мне не жалко! Пожалуйста!

И шваркает Врагусику в чашку добрых полкило. Цилли, многозначительно усмехнувшись, молчком возвращается к своему ужину, а я шепчу Ярке на ухо: