На рыдване по галактикам

— Прогульщик, — беззлобно парирую я, припуская следом. И мы используем свой кусочек вольницы между разномастным игом на полную тягу, пытаясь впихнуть в несколько оставшихся часов максимум впечатлений от столицы. Однако вечер подкрадывается незаметно и неумолимо, и все-таки наступает тот момент, который я ненавижу еще больше, чем чахлую флору казенных угодий. Но как ни крути, от прощаний никуда не денешься.

Тася с Шухером предсказуемо ревут в три ручья. Когда я обнимаю и чмокаю на прощанье агронома, огромная дымящаяся слеза из его уха расплывается гигантским причудливым пятном на моем термаке. Кажется, оно изрядно напоминает автопортрет бывшего дока. Вражонок успевает пожелать мне улетной кометной дизентерии до самой Земли до того, как родитель беспощадно придавливает его вторым хвостом.

— Я хотел вернуть деток, но мне сказали, что их уже отослали твоему уважаемому пращуру, — лимбиец вздыхает всеми ртами, и могучий поток воздуха живо осушает мой комбез. — Питаю искреннюю надежду, что он полюбит моих чудесных, уникальных крошек. Как и они его.

Представляю физиономию дедушки, когда тот получит Шухеровых деток! Таких новобранцев у него еще не бывало, это точно, но насчет их взаимной горячей любви с первого же взгляда немножечко все-таки сомневаюсь. Тем более что дедулиного генома в той флоре нет, и моментального послушания ему, в отличие от лимбийского агронома, от нее ждать не приходится. Хотя вот во мне его гены есть — а с послушанием тоже что-то не задалось. Но Шухеру я свои сомнения, понятное дело, не озвучиваю, и так вон весь в расстройстве уже. Собирается каждую неделю деткам аудиописьма слать, а в отпуске сразу к Альтаиру махнуть.

Таисья, словив поцелуй в синтетическую щечку, всхлипывает и привычным жестом сует мне в ладонь свежеиспеченную печеньку — за время нашего голодного полета у нее уже рефлекс выработался. Хорошо хоть эмоционально стабильный роботовоспитанник слез не льет, а то очень эта тенденция заразна. Звонко чмокаю и его — с моим теперешним ростом для этого даже сильно подпрыгивать не надо.

— Погоди лобызаться, мы с Рори тебя на посадку проводим, — отмахивается Нюк.

Когда очередь доходит до пилота, тот смешно смущается и багровеет, кажется, до кончиков рыжих волос.

— Бас, ты ж теперь тоже молодое поколение, хочешь, подскажу, в каких клубах на твоей родине можно потусить без сильного потрясения психики? — легонько толкнув его в плечо, предлагаю я. Ксенакис хмыкает, ерошит медную шевелюру и ворчит, что нет у него времени на всякую ерунду — вон, красавцем нужно заниматься, пока рукожопы всякие опять чудо кораблестроения в колымагу раздолбанную не превратили без присмотра-то.

— Кэп, я знаю, что вы тоже противник всех этих телячьих нежностей, но теперь-то субординация уже не пострадает, если я вас поцелую? Не как кадет, а как частное лицо? — осведомляюсь я, весело косясь на суровое чело сына Варганы.

— Ты на пару со Стратитайлером столько моих нервных клеток прикончила, что хуже уже не будет, — хмыкает тот. — Жду через годик. Стандартный земной. Если желание помотаться по галактикам не остынет к тому времени.

— Есть, сэр, прибыть через годик! — салютую я. В нашей Академии лучшая в выпуске тройка традиционно получает право самостоятельно выбирать место службы — так что теперь хоть из термака выпрыгну, а буду среди этих счастливчиков. Так и вижу физиономии членов комиссии, когда озвучу, на каком доблестном судне алкаю служить! Что бы они понимали, в самом деле. Вот Бас подтвердит — лучший корабль Пяти Галактик!

С Цилли мы просто крепко обнимаемся — спасибо адорианскому апгрейду, а то бы мне от ее мускулистых ручек, способных в морской узел пустынного удава завязать, не поздоровилось. А вот с последним членом нашей бравой команды мне целоваться не очень хочется. Целовалась уже, спали меня Алголь… с двойничком его. Но пасовать под его внимательным и каким-то насмешливым взглядом я не собираюсь, поэтому подхожу к лже-Рекичински, чеканя шаг и уставясь ему в глаза, точно плененный колонистами санайский кобровидный партизан.

— Ярка, если что — помни, что я прошел все исследования, и они подтвердили мою гуманоидную сущность, — быстро говорит Ларссен, должно быть, проникшись нехорошим огоньком в моем взоре.

— Да знаю я!

— Может, оставишь виртуальный адрес, в шахматы по сети сможем играть, — на полном серьезе предлагает он. Я даже сержусь — до чего ж уныло, прозаично и по-пенсионерски это звучит после того, как мы все вместе ухнули в неведомую галактику, нашли потерянную экспедицию и социопатическую адорианскую ветвь и практически голыми руками спасли зиркову вселенную. И это еще не считая эпической битвы с плазмюками! У Бо и то фантазии больше, он вон мне на прощание задачку по трехмерным нардам скинул, над которой якобы двести лет безуспешно бьются все гениальные умы галактики. С предложением через годик встретиться и пути решения обсудить.

— В перерывах между починками канализации на своей станции поигрывать планируешь? — ехидничаю я.

— Вентиляции, — поправляет Ларссен.

— Да один джокорд…