На самом дальнем берегу

— Видишь, — сказал он, — они смогли отрубить мне руку. А могли бы отрубить и голову. Но это неважно. Я теперь могу найти дорогу назад. Я знаю, где искать. Только человек, наделенный силой, сумеет там пройти.

— Ты хочешь сказать — волшебник?

— Да. — Заяц заколебался, видимо, несколько раз пытаясь выговорить это слово, но так и не смог произнести его. — Люди, наделенные силой, — повторил он. — И они тоже должны… должны отдать все. В уплату.

Тут он впал в угрюмое раздумье, как будто слово «уплата» пробудило в его сознании некие неприятные ассоциации. И в самом деле, он вдруг осознал, что даром поведал важные сведения, вместо того, чтобы продать их. Больше у него ничего не удалось выпытать, даже намека насчет этого «пути назад», который, судя по всему, казался магу очень важным. Поняв, что больше от Зайца ничего не добьется, маг довольно быстро поднялся с пола.

— Ладно, — сказал он. — Пол-ответа — это все-таки лучше, чем никакого ответа. То же самое касается и платы, — и проворно, как фокусник, он швырнул на соломенный матрас золотую монету, которая упала прямо перед Зайцем.

Так же проворно Заяц подобрал ее. Он оглядел монету, потом Ястреба, потом Аррена, переводя взгляд с одного на другого движениями головы, похожими на подергивание.

— Подожди, — пробормотал он непослушным языком.

Как только ситуация изменилась, понимание происходящего ускользнуло от Зайца, и теперь он страдальчески нащупывал в сознании слово, которое хотел сказать.

— Нынче ночью, — вымолвил он наконец. — Подожди. Нынче ночью. У меня есть хазия.

— Мне она не нужна.

— Нужна… чтобы показать тебе… чтобы показать дорогу. Нынче ночью. Я дам тебе… Покажу… Ты сможешь попасть туда, потому что ты… потому что у тебя есть…

И он искал и искал ускользающее слово, пока Ястреб не подсказал ему:

— Потому что я — волшебник?

— Да! Поэтому мы можем… мы попадем туда. На ту дорогу. Когда я усну. Во сне. Понял? Я возьму тебя. Ты пойдешь со мною… туда… к той дороге…

Ястреб стоял посреди комнаты в мрачном раздумье.

— Ну что ж, — сказал он наконец. — Если мы придем, то к тому времени, когда стемнеет.

И повернулся к Аррену, который тут же распахнул дверь — ему не терпелось поскорее уйти отсюда.

После комнаты Зайца сырая затененная улица показалась светлой и свежей, как сад. Они направились в верхний город кратчайшим путем: по крутой лестнице между обвитыми плющом стенами домов. Аррен дышал шумно, как морской лев.

— Ух! — сказал он наконец. — Ты и в самом деле хочешь туда вернуться?

— Конечно — если не смогу добыть те же сведения менее рискованным способом. Ибо мне кажется, что он намерен устроить нам какую-то засаду.

— Неужели ты не защищен против воров и тому подобного?

— Защищен? — спросил Ястреб. — Что ты имеешь в виду? Ты что же, думаешь, что я с головы до ног закутан во всякие наговоры и чары, будто какая-то старуха, которая боится ревматизма? Конечно, я мог бы, но у меня нет на это времени. Я должен прятать свое лицо, чтобы скрыть от всех наш поиск — вот и все. Поэтому нам следует охранять друг друга. Но лучше тебе с самого начала усвоить то, что ни я, ни ты не способны уберечь себя от опасностей, которые ждут нас в этом путешествии.

— Я, конечно, понимаю это, — ответил Аррен, с трудом сдерживая гнев — гнев уязвленной гордыни. — Я и не пытаюсь уберечься от них.

— Вот и хорошо, — будто не заметив состояния юноши, сказал маг добродушно-насмешливым тоном, который умиротворил Аррена.

Честно говоря, юношу самого и удивил, и испугал собственный гнев — ему бы и в голову не пришло, что он может вот так говорить с Верховным Магом. Но если на то пошло, то человек рядом с ним и был, и не был Верховным Магом — этот Чеглок с курносым носом и квадратными, плохо выбритыми щеками; а голос его был иногда прежним, а иногда — совсем другим, чужим, и тогда Аррену казалось, что рядом незнакомец, от которого неизвестно чего ждать.

— Ты считаешь, что в его словах есть какой-то смысл? — спросил Аррен, потому что чувствовал, как ему непереносима даже мысль о том, что придется еще раз вернуться в темную комнату над зловонной речонкой. — Ты думаешь, в его словах о том, что можно быть то живым, то мертвым, и можно возвращаться после того, как отрубят голову, что-то есть?

— Я не знаю, есть ли в этом какой-либо смысл. Я просто хотел поговорить с волшебником, утратившим силу. А он сказал, что не утратил ее, а отдал — обменял. На что? Жизнь на жизнь, он говорит. Силу — на какую-то другую силу. Нет, я ничего не понял, но в его словах кроется кое-что, о чем следует расспросить.

Спокойная рассудительность Ястреба устыдила Аррена еще больше. Он понял, что вел себя как обидчивый, раздражительный мальчишка. Заяц каким-то образом зачаровал его, но теперь, когда чары разрушились, он испытывал болезненное, почти тошнотворное отвращение, будто съел что-то мерзкое. И он решил, что сейчас не будет ничего говорить, пока не сможет снова контролировать свое настроение. Но в то же мгновение он поскользнулся на истертой ступеньке лестницы, оступился, зашатался и с трудом восстановил равновесие, вцепившись в каменную стену.