На самом дальнем берегу

умасшедший лорбанерийский Красильщик сидел, сжавшись в комок, спиной к мачте, обхватив руками колени и уронив голову. В лунном свете копна рыжих волос выглядела черной. Ястреб дал ему одеяло и сам укутался в такое же, устроившись спать на корме. Никто из них не шевелился. Аррен сидел на носу — он поклялся себе, что всю ночь не сомкнет глаз. Хотя Ястреб уверил его, что их полоумный пассажир не вздумает напасть на него или мага ночью, пусть думает, как хочет, но у Аррена на этот счет свое мнение, и он не отступится от обязанностей, которые возложил на себя.

Ночь казалась бесконечной и очень тихой. Луна лила на море голубой свет, ровный и неизменный. Скорчившись у мачты, похрапывал Собри — протяжным, тихим храпом. Лодка продвигалась вперед почти бесшумно, и незаметно для себя Аррен уснул. Потом неожиданно проснулся и увидел, что луна стоит выше; он пренебрег самонадеянно назначенной самому себе вахтой, махнул на все рукой, устроился поудобнее и уснул по-настоящему.

И ему снова снились сны, как он уже привык во время плавания, и поначалу сны эти были бессвязные, но странно сладостные и успокаивающие. Вместо мачты на «Зоркой» росло дерево с огромными дугообразными, усыпанными листвой ветками; лодку вели лебеди, летевшие перед нею на сильных крыльях; далеко впереди, над бериллово-зеленым морем, сиял город с белыми башнями. Потом он оказался в одной из этих башен, поднимался вверх по ступенькам лестницы, которая спиралью уходила к вершине; он взбегал вверх легко и нетерпеливо. Затем место действия изменилось, он оказался в лодке, потом где-то еще, появлялись новые места и исчезали без следа; но неожиданно он очутился в каких-то тоскливо-унылых сумерках на вересковой пустоши, и его охватил страх, который нарастал, пока не перехватило дыхание. Но он шел вперед, потому что должен был идти вперед. Прошло много времени, прежде чем он осознал, что двигаться вперед здесь означает идти по кругу и, описав круг, снова брести по собственному следу. Однако он должен был идти, чтобы выбраться, и с каждым шагом это становилось все более и более важным. И он побежал. Он бежал, и круги начали сужаться, а земля пошла куда-то под уклон. Он продолжал бежать в сгущающемся мраке, все быстрее и быстрее, по скользящим вниз краям какой-то ямы, какого-то огромного чудовищного вихря, который засасывал его во тьму; и когда он это осознал, его ноги начали скользить, и он упал.

— В чем дело, Аррен?

Это Ястреб негромко окликнул его с кормы. Серый рассвет охватил небо и морскую гладь.

— Ничего.

— Кошмар?

— Ничего.

Аррен озяб, а его правая рука затекла, потому что он лежал на ней. Он закрыл глаза, чтобы не видеть усиливающегося света, и подумал: «Он намекает то так, то эдак, но ни разу не сказал мне ясно, куда мы направляемся и зачем, и почему я должен идти туда. А теперь он потащил с нами этого сумасшедшего; впрочем, кто из нас больше безумец — этот лунатик или я, который, несмотря ни на что, пошел с ними? Они двое, похоже, все-таки немного понимают друг друга. Он говорит, что эти сумасшедшие были волшебниками. Я бы мог сейчас отдыхать дома, во Дворце в Бериле, в моей комнате с резными панелями и красным меховым ковром на полу, и в камине горел бы огонь, и проснувшись, я отправился бы вместе с отцом на соколиную охоту. Зачем я потащился с этим колдуном? И зачем он потащил меня за собой? Он говорит, что это — мой путь, но это лишь чародейская манера говорить, которая заставляет при помощи громких слов изображать великие вещи. Но в конечном счете оказывается, что эти слова означали совсем другое, а не то, о чем ты думал. Если у меня и есть какая-то дорога, по которой мне надлежит идти, то это дорога домой, а не бессмысленные скитания по всем Просторам. У меня дома есть обязанности, а я уклоняюсь от них, болтаясь здесь без настоящего дела. Если он и в самом деле считает, что в мире действует какой-то враг всякого волшебства, то почему он взял с собой лишь меня? Он мог бы выбрать какого-нибудь другого мага себе в помощь: к его услугам сотни магов. Он мог бы взять с собой целую армию воинов или морской флот. Неужели великую опасность надо встречать таким образом: посылать против нее в утлой лодке старика да мальчишку? Это же просто глупость, если не хуже. Он сам безумец: ведь он сказал, что ищет смерть. Он ищет смерть и хочет взять меня с собой. Но я-то не сумасшедший и еще не старик, я не хочу умирать, я не пойду с ним».

Он приподнялся на локтях и посмотрел вперед. Луна, которая вставала впереди, когда они покидали Сосару, снова светила в небе по курсу лодки, хотя уже садилась. Позади, на востоке, начинался унылый пасмурный день. На небе не было облаков, лишь тонкая, болезненно-блеклая пелена. Позднее, с приближением дня, солнце начало припекать жарче, но его блеск был затуманен пеленой и лишен великолепия.