На самом деле (СИ)

Секретный прибор был в черном коленкоровом чемоданчике. Сверху была большая красная кнопка. Сбоку — решетка, как у микрофона. Эту решетку изобретатель и большой ученый Пиотровский, как его представил директор, направил на класс, а потом нажал большую красную кнопку. Прислушался к чемоданчику, прижав ухо к решетке, и нажал сильнее. Внутри что-то слегка зажужжало.

— Не спать! Смотреть сюда! — повторял большой ученый в течение всех десяти минут работы уникального прибора.

Потом он отвечал на вопросы о мыслительных волнах и о талантах, и о том, как и на сколько именно поднимается талант после такого облучения. У всех, сказал он, по-разному. Но минимальная прибавка в таланте — десять процентов. Это просто гарантировано и проверено. А максимальная — все сто. То есть, талант мог вырасти в два раза уже после одного сеанса облучения.

— Эх, жаль, — говорил со вздохом Александр Григорьевич, — Что нет у меня на вас времени. Такое вот облучение надо было делать с первого класса. Каждый учебный год. И тогда рост таланта был бы — в десять раз! Представляете? В десять раз больше таланта!

Кто-то из отличников черкал бумагу, делал расчеты, кричал с места, что получается не в десять, что тут другая пропорция, но ученый пресек разговоры просто:

— Я же вам говорил, что бывает десять процентов, а бывает — сто. И у всех по-разному. Вот и в десять раз — это не точная цифра, а усредненная, можно даже сказать — рекламная, чтобы понятно было каждому. На самом деле, кто-то из вас уже вдвое талантливее, чем был вчера. Осталось только талант этот свой проявить и применить.

И тут-то все сразу и замолчали. Потому что — а какой же именно талант? И как его проявить и куда применять?

— У всех — разный. Вот то, что все дети талантливы — это аксиома. Просто один талантлив в математике, например, другой — в химии, а третий, наоборот, в приготовлении пищи или в шитье или еще в чем-то прикладном. Надо просто этот талант в себе найти. Разыскать то, что лучше всего получается. И тогда — применить. И будет у нас тогда целых тридцать человек самых настоящих талантов.

— Двадцать девять, — заметил из своего угла учитель, чей урок был занят научным экспериментом. — Смирнова не принесла деньги.

— Ага, значит, двадцать девять талантов. Итого — двести девяносто тысяч, — деловито сказал ученый.

…

Директор жал руку, прятал в сейф полученные из рук в руки оговоренные десять процентов, желал хорошей дороги, удачи в дальнейших исследованиях, приглашал обязательно заезжать на следующий год.

— Ну, это уж как получится, — отвечал Александр Григорьевич, ученый и изобретатель, унося свой черный чемоданчик. — Знаете, сколько у нас в стране таких школ? Ого-го! Мне еще ездить и ездить! Поднимать уровень, так сказать.

…

Потом была маета.

Все хотели сразу узнать, какой же талант и насколько у них развился. Кто-то поступал в университет, кто-то пошел на производство, потому что действительно лучше шил, чем думал, кто-то отправился в армию — там тоже нужны талантливые люди. В общем, искать свой талант, проявлять его и применять как-то пытались все двадцать девять человек. Потому что Смирнова не принесла деньги. А так было бы тридцать талантов сразу.

…

Через десять лет в кресле директора школы сидел бывший выпускник, который пошел за своим талантом в педагогический институт. Вернее сказать, пошел, ведомый талантом. Так он тогда думал. Были те, кто ударился в коммерцию. Кто-то крупно сел в тюрьму — оказался талантливым бандитом. Наворовал и награбил столько, что получил по самому максимуму. А он вот — директором в своей же школе.

Правда, бывало, просыпался иногда и мучительно раздумывал: не ошибся ли, не промахнулся ли. Ведь, даже если всего на десять процентов больше, думал он, то все равно — талант. А тут получалось, что в школе работать оказалось не так уж и интересно, да и талант как таковой тут не сильно нужен. Усидчивость нужна. Память хорошая. Язык подвешенный правильно. Хотя, если подумать, усидчивость с памятью тоже могут быть талантом. Да и вообще — всего десять лет, как закончил эту школу, а уже тут же в ней директором. разве это не талант?

— Разрешите? — постучался в кабинет смутно знакомый мужик. — О! Витёк! Здорово, брат! А где тут директор?

На пороге стоял бывший одноклассник, голимый троечник и немножко хулиган Петька Овцов. Тот самый, который за «овцу» тут же бил в нос. Поэтому его ласково звали в классе Бычарой. Еще — Быней.

— Быня…, - растерялся Виктор Семенович. — Так, это… директор — я.

— О! Круто! Так это еще проще, выходит, — прошел Петька в кабинет и по-хозяйски уселся в кресло. — Это, выходит, такой талант у тебя прорезался? Молодца, Витёк! Просто рад тебя видеть! Честное слово!

И он действительно радовался, улыбаясь сверкающей дорогими импортными зубами челюстью.

— Да, — вдруг посерьезнел он. — А ведь я к тебе, брат, по делу.

Дело было такое.