На секретной службе

В мелитопольской колонии содержалось около двухсот девушек с общим суммарным сроком отсидки более шестисот лет. Были среди них и убийцы, и воровки, и участницы разбойных нападений, и наводчицы, и просто бродяжки. Катерина превосходила жестокостью и коварством всех их, вместе взятых. На ее счету было много покалеченных судеб и половых органов, но Катерина предпочитала не распространяться на эту тему. Когда обстоятельства того требовали, она умела скрывать свои наклонности. И даже казалась ласковой. Временами.

– Катюша, а Катюша…

Голосок Оксаны вывел ее из задумчивости. Они по-прежнему стояли на краю бассейна, такие непохожие друг на друга. Никто не догадался бы, что объединяет этих молодых женщин, слепленных из разного теста. Тайну знали только они вдвоем.

– Не называй меня так, – строго сказала Катерина. – Не люблю этих телячьих нежностей.

Оксана осторожно притронулась к ее левой ягодице:

– Давно хотела спросить, да все забывала… Зачем тут выколото слово «БОГ»? Разве ты верующая?

– А ты думаешь, для меня ничего святого нет? – нахмурилась Катерина. Не расшифровывать же подружке смысл наколки: «Была Осуждена Государством». Была. А потом государство бросило ей кость в виде амнистии. Только поздно. Катерина не из тех, которые что-то забывают или прощают.

– А шрамы на запястьях? – не унималась Оксана. – Ты хотела уйти из жизни?

– Это так интересно?

– Конечно. Мне все про тебя интересно.

Катерина хмыкнула. Вены на руках покромсали ей опущенные шавки, предварительно опоившие ее водкой. Привязали к шконке простынями, вооружились заточенными столовыми ложками и пошло-поехало. Только не на ту напали. Катерина сумела освободиться и поставить шавок на место. Одна отделалась откушенным ухом, другую увезли на больничку со множественными разрывами влагалища, третья вообще удавилась полотенцем. Катька-Кобыла спуску никому не давала. Некоторые фифы от одного ее пристального взгляда в обморок падали.

Вспомнив годы былой славы, она сдержанно улыбнулась:

– Не приведи тебе господь пережить то, что мне довелось, что ты! Я хоть сильная, а ты… – Катерина провела пальцем по шее подруги, – …а ты просто нежный и хрупкий цветок Востока. Вот представь себе – камера следственного изолятора: тесно, душно, парашей воняет. За любую провинность дерут как сидоровых коз, да еще спасибо говорить заставляют.

– И ты не выдержала, – прошептала Оксана, округлив глаза.

– Я-то как раз все могу выдержать. Девчонок было жалко, таких, как ты. Однажды новенькие вздумали переговариваться с соседней хатой по кружке, а корпусной, он жутко злой был, вывел их в коридор к буцеркоманде – они все там с дубинками резиновыми, а внутри свинец. Ну, начали девчонок бить, ногами буцать, дубинками во все дыры трахать. Я в крик: не трогайте малолеток. Они ноль внимания. Остался один выход – я вены себе на руках стала пилить.

– Чем?

– Стеклом от лампочки.

– А они?

– Девчонок в покое оставили… Меня – в карцер… Там врачи перевязали.

– Какая ты… – прошептала Оксана.

– Ну? – подмигнула ей Катерина. – Договаривай.

– Смелая. Я бы так не смогла.

– И не пробуй, что ты! Говорю же тебе: влипнешь в криминал – пропадешь. Меня во всем слушайся. Я тебя в обиду не дам. Я за тебя любому глотку перегрызу, что ты!

Оксана хотела сказать что-нибудь благодарное, но передумала. Самое время задать вопрос, давно мучавший ее. Поглядывая на старшую подругу из-под полуопущенных ресниц, она призналась:

– Хочу спросить тебя одну вещь, но боюсь.

– Меня? – Катерина польщенно захохотала. – Да я же тебя и пальцем не трону, что ты! Я с тебя пылинки сдувать стану.

– А как насчет денег?

– Каких денег?

– Ну, Гришиных… Когда они перейдут мне, сколько ты возьмешь с меня за услуги?

– Врезать тебе? – поинтересовалась Катерина, только что распространявшаяся насчет пылинок. – Так врезать, чтобы всю дурь из башки враз вышибить, а?

– За что? – пролепетала Оксана.

– За то. У нас любовь или что?

– Любовь… наверное…

– Наве-ерное, – передразнила Катерина. – Мне на твои деньги начхать с высокой колокольни, если хочешь знать. Растереть и, тьфу, забыть. Пожелаешь поделиться, не откажусь. А не пожелаешь – не обижусь. Мне от тебя совсем другого надо.

– Чего? – игриво спросила Оксана.

Катерина немедленно ответила ей похабным шепотком на ушко, после чего обе захохотали и, приобнявшись, прыгнули в бассейн. Издали они действительно походили на закадычных подруг. Особенно, когда взметнувшиеся брызги скрыли их лица, выражавшие совершенно противоположные чувства.

* * *

Вволю подурачившись, наплескавшись и поплавав наперегонки, Катерина и Оксана выбрались из бассейна и развалились в шезлонгах. Тут же были вскрыты баночки с охлажденным джин-энд-тоником. Утолив жажду, подруги затянулись ментоловыми сигаретами. Катерина с удовольствием разглядывала сидящую напротив Оксану. Вся розовенькая, тугонькая, как сосиска, которую хочется немедленно слопать. Прямо вместе с кожурой.

– Ты мой нежный и хрупкий цветок Востока, – сказала Катерина хрипло.

– Опять нежный и хрупкий, – счастливо засмеялась Оксана. – Любишь цветы, да?