На секретной службе

– Модель «ОЦ-четырнадцать-четыре-А», – отчетливо произнес он. – Тот же «калаш», но смонтирован по-другому. Мушка приподнята, приклад присобачен к кронштейну. Носить удобней, стрелять тоже удобней. Показать?

Ствол качнулся из стороны в сторону, как бы высматривая, с кого лучше начать.

Гаманец опасливо подобрал ноги под сиденье. Он вдруг представил себе, как глупо будет выглядеть в своих новеньких туфлях на столе морга. Туфли наверняка стырят санитары. А заскорузлую от крови одежду покойника сожгут в печке. И ни одна падла не скажет, что вот, мол, жил на свете такой хороший парень, Гаманец, которого по-человечески жаль. Почешут в затылке, услышав о его гибели, и пойдут дальше по своим делам.

Нет, подыхать определенно не хотелось. Наоборот, чем дольше длилась угрожающая пауза, тем больше хотелось Гаманцу радоваться жизни. Это заставило его найти самые правильные, самые нужные слова.

– Ты, Малява, – произнес он, – нас на испуг не бери, не надо. Лишнее это, Малява. Мы с Хеком тебе не враги, а, типа, братья. Бригада мы, ну, как в том кино про Сашу Белого.

– Точно, – подтвердил Хек. – Девчонки, промежду прочим, говорят, что я на Пчёлу похож.

– На леща вяленого ты похож, – буркнул Малява, лицо которого сохраняло непримиримое выражение.

– Вот ты пацанов своих обижаешь, а своих пацанов обижать нельзя, западло это, – укоризненно прогудел Гаманец, косясь на автомат. – Ты свою пушку не на нас наставляй, а наставляй пушку свою на того, кто тебе поперек дороги стал. Как его кличут, мудака того, который тебе палец сломал? Бонд, что ли?

– Бондарь, – поправил его Малява, неохотно убирая «грозу» под сиденье. – Я эту падлу обязательно замочу. Он мне, падла, ответит.

Опасность миновала, но голос переволновавшегося Хека все равно подрагивал, когда он сказал, кивнув на окна дома Пинчука:

– Сидит небось сейчас, в телик пялится, а того не ведает, что смерть рядом ходит.

– Крутым себя считает, – поддержал товарища Гаманец, – приемчики перед зеркалом отрабатывает…

– Только против лома нет приема, – глубокомысленно изрек Хек.

– А против пули – тем более, – подвел черту Малява.

Его стиснутые зубы отчетливо скрипнули в воцарившейся тишине.

XVII. Женское счастье

Бассейн, сооруженный в подвале дома Пинчука, был тесноватым, всего двенадцать с половиной метров в длину. Сама Оксана сюда не ходила, ленилась, жаловалась на недомогания, ворчала, что вода в бассейне холодная и воняет хлоркой. Но Катерина обожала плавать, а разве можно было отказать ей хоть в чем-то? Ее присутствие бодрило не хуже мартини.

– Ого-го! – загоготала Оксана, и гулкое эхо с готовностью разнесло ее голос под низкими сводами подвала. Ее кожа покрылась пупырышками, каждый волосок на ней стоял дыбом, а под лифчиком купальника четко обозначились горошины сосков.

Впрочем, купальника как бы не было вовсе. Крохотные лоскуты материи скорее обозначали, чем скрывали то, что находилось под ними: тут пара полушарий, тут выпуклый треугольник… Товар лицом.

Катерина усмехнулась, переведя взгляд с точеной Оксаниной фигурки на пар, поднимающийся над водой.

– Как над нашей речкой-вонючкой, – умилилась она. – Мы с подружками, когда еще совсем ссыкухами были, по утрам на Кальмиус купаться бегали. Голышом, что ты. Как те ангелочки.

Крепко сбитая, коротко стриженная, с развитыми бицепсами и икрами, она совсем не походила ни на ангелочка, ни на прежнюю миниатюрную Катеньку, чьи детские годы прошли близ Мариуполя, у Азовского моря. Да и было ли оно, то детство? И была ли девочка, отчаянно красневшая всякий раз, когда приходилось стаскивать дырявые трусики-парашютики в прибрежных камышах?

Если верить паспортным данным, то да. Если же просто приглядываться к черноволосой бестии, в которую превратилась Катерина, то ее детство представлялось фактом весьма сомнительным, как и вся ее последующая биография.

Глаза цвета стылых осенних луж, всегда холодные и подернутые нехорошей мутью. Брови, сросшиеся на переносице. Челюсти плотно сжаты, как будто их обладательница закусила невидимые удила. Вместо улыбок – сплошные усмешечки, кривящие губы, но не затрагивающие остального лица.

Одной из таких усмешечек Катерина наградила Оксану пару месяцев назад, велев ей перевернуться на спину. Дело происходило в массажном кабинете при фитнес-клубе, куда Оксана записалась скорее от скуки, чем по необходимости. Молодая, стройная, с упругой кожей и хорошей наследственностью, она абсолютно не страдала от каких-либо дефектов фигуры или избыточного веса. Неудовлетворенность – другое дело. Иногда она становилась просто невыносимой, особенно с началом очередного полнолуния.

Ни супруг, ни любовники тут помочь не могли, поскольку сексуальные фантазии Оксаны значительно превосходили скудное мужское воображение. Никто из них даже не догадывался, о чем она втайне грезит. А вот Катерина моментально раскусила ее, обрабатывая на массажном столе. И, перевернув девушку на спину, бесцеремонно сунула ладонь между ее плотно стиснутыми ляжками.