На семи дорогах

По одежде Иламана нукеры каждый раз точно определяли, какой вид оружия и к какому месту необхо-димо доставить.

О том, какую роль он играет, Иламану и в голову прийти не могло.

Что же касается кровавых дел, регулярно учиняе мых Чоллеком и его бандой, то в них Иламан никакого участия не принимал — таково было распоряжение сердара.

Когда исполнилось полтора года пребывания маль чика у басмачей, Чоллек однажды призвал его а себе:

— Иламан, ты ведь мой нукер?

— Да.

— Тогда я дам тебе урок настоящего сражения, - сказал Чоллек и взял его в отряд, в очередной набег.

До окраины села всадники добрались, когда перевалило за полночь. Остаться незамеченными им, однако, не удалось, — их встретил ружейный выстрел.

Поняв, что здесь ему не повезло, Чоллек повел своих нукеров в соседнее село. Увы, их и здесь встретили вооруженные дехкане.

Акция не удалась.

Потерпев неудачу, Чоллек на рассвете направил своего коня к Ширин колодцу.

Бандиты, которые совсем недавно бесчинствовали как хотели, издеваясь над безоружными людьми, самодовольные и уверенные в своей полной безнаказанности, теперь возвращались восвояси мрачные, повесив носы, и усы их безжизненно свисали, подобно клешням дохлого рака.

Увидев озабоченные и злые лица своих соучастников, Чоллек всерьез обеспокоился.

Припомнились слова, сказанные посланником эмира:

— Если увидишь, что твои нукеры злы и обижены, то знай, что дела твои плохи.

«Что же делать? Что придумать?» — уныло рассуждал Чоллек, трясясь на коне и строя различные планы, и вдруг придержал поводья: вдалеке за холмами он заметил нечто, могущее представить интерес. Кто-то ехал на ишаке, держа в руке повод, за которым шел верблюд, навьюченный дровами.

— Эй, ребята, неужели так и приедем домой с пустыми руками? — спросил Чоллек у нукеров.

— Конечно, не хотелось бы.

— Так в чем же дело?

— Ждем твоей команды, сердар. Ребята уже готовы, — проговорил Менджак, заряжая винтовку и пришпоривая коня.

— Тогда возьми с собой десять джигитов и спроси дровосека про его самочувствие, — распорядился Чоллек.

Всадники, мчащиеся во весь опор, испугали ишака, он в страхе шарахнулся в сторону, сбросив седока на землю. Окружившие его со всех сторон всадники схватили бедняка, который еще не успел полностью прийти в себя после падения, и скрутили ему руки за спиной, сорвав стремена с дрожащего ишака.

Взгляд Менджака остановился на верблюде. Ухватив за уздечку спотыкающегося верблюда, он с трудом заставил его опуститься на колени и полоснул кин жалом по аркану, которым были перевязаны дрова.

Подъехал Чоллек с остальными нукерами. Связан ный дехканин с трудом поднялся с земли, глядя на бас-мачей исподлобья. Борода его была в крови.

В этот момент один из всадников, остановившихся рядом с Чоллеком, воскликнул:

— Ага! Брат!

Соскочив с коня, он подбежал к старику, развязал его руки, затем достал платок и отер кровь с бороды.

Старик, оттолкнув в грудь того, кто назвал его бра том, направился к своему верблюду.

Разыскав среди разбросанных в беспорядке дров топор, он схватил его, развернулся и бросился на младшего брата. Сделав молниеносное движение — никто не успел на него среагировать—он бросил топор, который со свистом пролетел над головой басмача и утонул в сыпучем песке.

После этого, пошатываясь, старый дехканин подо шел к Чоллеку, сидевшему на коне.

— Что же ты ничего не делаешь, негодяй? Стреляй, Если не выстрелишь, значит ты не мужчина! — вопил стаоик во все горло.

Чоллек молчал.

— Ты знаешь, какие беды ты на меня обрушил? — продолжал кричать дехканин. — Из-за тебя я превратился в старика, а брат мой сбежал к басмачам. Вон того мерзавца я с малолетства, с тех пор, как умерла мать, растил, лелеял, вырастил.

Но ты, кровопиец, сумел обойти меня. Ты сделал его соучастником в своих кровавых делах... Этому неблагодарному ты оказался дороже, чем родной; брат.

— Многим на свете ты принес несчастия и страдания. Но знай, изверг! Тебя испепелят проклятия осиро тевших детей и овдовевших женщин, иншалла! — воз дел старик руки к небу, обращаясь к аллаху.

— Найдутся на белом свете молодцы, которые за ставят тебя и твоих головорезов ответить за все ваши злодеяния. Я скажу тебе, где они найдутся: в тех селах, которые ты ограбил и разорил. Ты обречен! От веть же мне, если ты еще мужчина!..

— А ты, который был моим братом! Ты тоже обагрил свои руки по локоть невинной кровью. Ты заслуживаешь собачьей смерти!

— Нет, брат, нет! — крикнул басмач, когда старик умолк. — Я ни на кого не наводил ружье, никого не убивал. Не убивал же, скажи, сердар? Подтверди! — произнося отрывисто эти слова, младший брат волочил винтовку по земле, пытаясь что-то объяснить.

— Заткнись, собачий сын! — оборвал его старик. — Я сам знаю, что с тобой сделать. Ну-ка, выбрось свою проклятую палку и ступай к верблюду!

Басмачи безмолвно наблюдали за этой сценой. Опустив голову, подавленный басмач, как-то механически переставляя ноги, плелся за стариком.

Винтовка, выброшенная в песок, заставила вздрогнуть Чоллека. Ручкой нагайки он сбил на затылок свою шапку, что служило признаком гнева.