На сеновал с Зевсом

   Руслан заинтересовался и перестал притворяться глухим, но по отрывистым репликам друга не смог понять, с кем и о чем тот говорит. Однако вторая короткая беседа заинтересовала капитана Кулебякина гораздо больше, чем перспектива плотного обеда и ученая книжка, взятые вместе. Еще не выключив трубку, он зашвырнул на дальний край стола познавательное «Криминалистическое моделирование», лягнул стул и побежал прочь из кабинета.

   – Ты обедать? – с надеждой крикнул вслед товарищу капитан Барабанов.

   – Да какой, на фиг, обед! – сердито отмахнулся Денис, с дробным топотом перебирая ногами ступеньки лестницы.

   Оценив тон и выражение лица доброго друга, Руслан побежал следом.

   – Кулебякин, куда? – удивился подполковник Грошин, осуществляющий общее руководство над отделом, к которому был приписан эксперт-криминалист Кулебякин.

   Подполковник не демонстрировал деструктивного гастрономического поведения, наоборот, он как раз следовал из буфета, нежно обнимая бутылку кваса и большой тульский пряник с оттиснутым на нем изображением вещей птицы Сирин – гибридного мифологического бройлера с женским лицом и бюстом. Призывно распахнув пернатые объятия, Сирин нескромно демонстрировала пышные формы и коварно улыбалась.

   – Вот я тебя сейчас! – пробегая мимо, бешеным шепотом шуганул пряничную старославянскую цыпочку невменяемый от волнения капитан Кулебякин.

   – Не понял?! – побагровел его начальник.

   – Василь Петрович, это Денис не вам сказал, это он так преступность запугивает: вот, мол, я тебя сейчас! – дипломатично объяснил находчивый капитан Барабанов, тоже пробегая мимо.

   – Вы куда это?! – взревел не сильно успокоенный подполковник.

   – Так на борьбу с преступностью, куда же еще?! – обернувшись на бегу, крикнул Барабанов. – Вот мы ее сейчас!

   – Тихо, тихо, не плачьте, пожалуйста! – шепотом успокаивала Алка рыдающую Марусю. – Пожалуйста, давайте потише, не будем привлекать к себе внимание!

   – Дум! Дум! Дум! – послышалось сверху.

   В щель между неплотно пригнанными плитами низкого фанерного потолка на голову Трошкиной протекла серая струйка пыли.

   – Это он?! – Маруся попятилась в темный угол. – Он идет сюда!

   – Может, и не идет, – забормотала Алка, успокаивая не только Марусю, но и себя. – Так, ходит себе! Гуляет…

   Она опасливо посмотрела на трясущийся потолок, отскочила подальше от люка, пригнулась, как подслеповатая любительница грибной охоты, и закружила по комнате, пытливо рассматривая разный хлам под ногами.

   В угол, противоположный тому, который заполнила собой испуганная Маруся, давно и прочно врос облезлый шифоньер эпохи скудного социалистического реализма. Запыленный сверху и заплесневелый снизу, он идеально соответствовал стилю «махровый совок». Трошкина распахнула расслоившиеся дверцы, и их тонкий скрип очень удачно наложился на скрежет ключа в замке.

   – Не прячьтесь, пожалуйста, я боюсь оставаться одна! – прошептала Маруся.

   – Прятаться? Мне это и в голову не приходило! – тоже шепотом соврала Алка, с сожалением оглядев укромный гробик, набитый пыльным тряпьем, среди которого миниатюрная Трошкина могла бы затеряться, как несерьезная трехрублевка образца одна тысяча девятьсот семидесятого года в подарочном издании «Капитала» Карла Маркса.

   Вместо этого она пошарила в складках мануфактурных изделий и нащупала среди мягкой рухляди некий твердый и приятно увесистый предмет, оказавшийся при ближайшем рассмотрении антикварным тазом для варки варенья. К медной чаше прилагалась длинная ручка, крепкая, как древко полкового знамени.

   – Ха! – приободрившаяся Трошкина зловеще хмыкнула, воздела повыше своевременно обретенную кухонную медь и отступила под прикрытие шифоньерной дверцы.

   Люк в потолке открылся, уронив на грязный пол подвала аккуратный квадрат желтого света. Потом в проем свесились ноги в мужских ботинках, ориентированные к Алке пятками. Она сочла это знаком свыше и тихо двинулась вперед, одновременно заводя ручной тазик вправо характерным бейсбольным движением.

   Мужчина спрыгнул вниз, выбив облачко пыли из замусоренного пола. Приземлился он легко, как кузнечик, но Алка этого изящества не оценила.

   – И прыгает, и скачет он! – очень неодобрительно, но совершенно беззвучно прошептала она, тщательно прицеливаясь.

   – Не трогай меня, урод! – завизжала Маруся, отвлекая внимание мужчины на себя.

   – Коленками назад! – мстительно договорила Алка и изо всех сил ударила прыгуна под эти самые коленки медным тазом.

   Несмотря на то что семья и школа всегда старались наставить хорошую девочку Аллочку на крестный путь кроткой и бесхребетной интеллигенции, у Трошкиной была здоровая бойцовская натура. Подсечка тазом в ее исполнении оказалась безупречна и произвела на всех присутствующих сильное, но не однородное впечатление. У «кузнечика» подломились коленки, и он упал на бок. Маруся же, напротив, запрыгала и с энтузиазмом тифози заорала:

   – Добей его! Добей!

   Хорошая девочка Трошкина сноровисто перевернула свое орудие ковшом вниз, подняла его, как молотобоец, и с поэтическим напутственным словом: