Солнечный диск уже коснулся нижним краем горизонта, когда мы, наконец, после недельного пути, выехали из скалистого коридора. Перед нами простиралась гладкая, позолоченная последними лучами солнца равнина. Говорю: позолоченная, так как солнце, чего раньше не наблюдалось, склонившись к горизонту, приобрело некоторый золотой оттенок и слегка окрасило круг черного неба вокруг себя. Это несомненный признак того, что атмосфера здесь более густая. Мы заметили и другое невероятное явление: Море Фригорис полностью застлано песком. По-видимому, эта равнина когда-то была дном настоящего моря.
Наши сердца наполнились надеждой, тем более что Томаш, по крайней мере с виду, чувствовал себя лучше. Настроение у нас стало подниматься, нам уже казалось, что мы птицей перелетим эту равнину, и прежде чем солнце взойдет, вместе с Томашем окажемся в Стране Жизни, почувствуем дыхание ветра, услышим шум воды, увидим зелень...
Все произошло совсем иначе!
Едва мы проехали несколько метров по долине, Томаш обратился к нам с просьбой остановить автомобиль. Малейшее движение причиняло ему страшные муки...
- Я хочу отдохнуть,- сказал он слабеющим голосом,- и посмотреть на солнце, прежде чем оно зайдет.
Мы остановились, и он стал смотреть на солнце, проливающее на его лицо потоки последних золотых лучей. Он неподвижно смотрел на него, потом обратился к Марте:
- Марта, как там: "Солнце, ты светлый Бог..." Как дальше?
И Марта в ответ на его слова, как при первом на Луне заходе Солнца, встала в блеске лучей, протянула руки и, подняв к исчезающему светилу полные слез глаза, начала нараспев произносить слова древнего индусского гимна.
Вудбелл слушал и, казалось, засыпал. Потом вдруг открыл глаза:
- Марта! О'Тамор умер?
- Умер.
- Реможнеры умерли?
- Умерли.
- Я тоже умру... И они... и они...- Он показал глазами на нас
- Они умрут. А ты будешь жить,- ответила она снова с той же глубокой, удивительной уверенностью.
- А, да...- прошептал больной,- но что мне от этого...
На минуту воцарилось молчание. Селена встала передними лапами на гамак и начала лизать его свесившуюся руку. Он посмотрел на нее и сделал такой жест, как будто хотел погладить верное животное, но, видимо, у него уже не было сил...
- Собачка моя, собачка...- только прошептал он.
Потом сказал, что хочет увидеть Землю. Мы повернули его так, чтобы он мог ее увидеть. Он смотрел долго, с тоской простирая руки к этому светящемуся на небе полукругу, по которому как раз медленно скользила тень Индийского океана, со светлым, углубляющимся в него треугольником Индии.
- Смотри, смотри, там Траванкор! - воскликнул больной.
- Да, там Траванкор,- повторила Марта, как эхо.
- Там мы были счастливы...
- Да, счастливы...
Больной снова стал беспокоиться.
- Марта, после смерти я отправлюсь туда?.. Я не хочу... блуждать здесь... по этой пустыне... в этом городе мертвых... Марта, я пойду туда после смерти?..
Марта молчала, наклонив голову, а Томаш снова стал настаивать...
- Марта, скажи! Я отправлюсь туда... после смерти? На Землю?
Судорога боли исказила лицо девушки, но она преодолела себя и сказала тихо, голосом, полным слез...
- Отправишься ненадолго... на короткое время... А потом вернешься ко мне.
Смерть уже застилала его глаза, бессильные руки посинели и похолодели. Он содрогнулся и чуть слышно прошептал:
-- Марта! Как там на Земле?
Марта снова начала рассказывать о морях, о лугах, о цветах, а у него на губах оседала какая-то болезненная, но спокойная улыбка, и глаза медленно закрывались.
Он открыл их еще на мгновение, посмотрел на Землю, на солнце, лишь краешком светлеющее над пустыней, едва слышна вздохнул и скончался с последним лучом угасающего дня;
Отчаянный, безумный плач Марты раздался в наступающей темноте.
Уже в темноте мы выкопали могилу и засыпали ее песком.
И снова мы в дороге уже около двадцати часов.
Наш путь лежит по ровной песчаной пустыне. Мы уже прошли, при выходе из Поперечной Долины, 50 широту. Земля поднимается здесь только на 40* на горизонте, но, к счастью, на этой равнине нет возвышенностей, которые отбрасывали бы тень. Если удастся, будем двигаться всю ночь без перерыва...
Настроение у всех подавленное. Марта сидит совершенно обессиленная, обезумевшая от горя, а у ног ее Селена воет по своему умершему хозяину. Мы пытаемся ее покормить, чтобы успокоить, но она не хочет есть. Привыкла брать пищу только из рук Томаша.
На Море Фригорис, 0°6' в. д. 55° с. ш.,
после полуночи, в начале четвертых суток.
Мы повернули прямо на север, к полюсу. В течение ста семидесяти часов, то есть со смерти Томаша, мы двигались в северо-западном направлении. Теперь уже его могила осталась далеко, далеко Позади... На земле прошла уже неделя с тех пор, как мы его похоронили.
Всю эту неделю песок сыплется под колесами нашего автомобиля, и только звук двигателя нарушает тишину, постоянно царящую среди нас. Марта уже не плачет, она сидит молча со стиснутыми губами и широко распахнутыми глазами, в которых высохли слезы. Селена мертва.