На сером в яблоках коне

А еще раз, тоже днем, мы спешили в кино, и тут хлынул ливень, да такой, какие только весной бывают, в мае, один из первых. Ждать нельзя, там ребята. Шпигель и Ильин, с которыми я познакомилась теперь уже по-настоящему, дождь гремит, как водопад, машины летят на водяных прозрачных крыльях, водосточные трубы сотрясаются и ревут. Мы смотрим на это светопреставление из подъезда, а потом я снимаю туфли, он хватает меня за руку, и мы выскакиваем под дождь и бежим. Он чуть впереди, тянет меня, я кричу, захлебываюсь, смеюсь, он тоже. На нас смотрят из всех подъездов, окон, магазинов. Мы промокаем в одну минуту, в полминуты; через улицу, через поток, по колено в воде. И снова бегом, и он тянет вперед и вперед, я спотыкаюсь, чуть не падаю, он подхватил, обнял, удержал — мокрую, с прилипшими к щекам волосами. И так мы врываемся в кино, я ступаю босиком на кафельный пол, с нас течет, вид у меня самый неприличный: платье облепило, в руках туфли, голова будто из-под душа. Видела бы бабка! Но он опять глядит на меня с нежностью, весело и трогательно. Мне же хочется еще и еще бежать, и еще споткнуться, чтобы он подхватил, удержал и я бы на секунду приникла к нему.

Потом были долгие, невероятно долгие, слившиеся в один день, дни экзаменов. Я занималась одна, меня никуда не пускали, в одиннадцать я аккуратно ложилась спать: я шла на медаль. Несколько дней подряд приходил Сибиряков (о нем позже), занимался со мною английским. А к двум последним экзаменам я готовилась уже на даче. Они занимались своей четверкой, потом к ним вдруг присоединилась Лорка. Они бегали по городу узнавать темы, писали шпаргалки, сидели в читальнях. Звонили мне по телефону. «Я буду за тебя кулаки держать». — «А ты ругай, ругай меня завтра посильней часов в двенадцать». Он издевался, говорил, — это позорно так дрожать из-за отметок. «Все равно ведь сдадим, а медали получать, по-моему, по́шло». Но сам получал пятерку за пятеркой, он решил подавать в Куйбышевский, в строительный.

Потом у него заболела мама, мы опять не могли встречаться. А я сидела на даче, устала, у меня начались головные боли и шла носом кровь. Приезжала Лорка, тараторила, рассказывала, что все собираются ко мне, но никто не приезжал. А потом и Лорка исчезла. Я приехала как-то в город, звонила по всем телефонам, никого не нашла. Он меня забыл, он меня оставил.

Бабка следила за мной и повторяла, как она повторяла то же самое когда-то сестре Оле: «Ты, мать, не куксись, ты читай, читай. У вас ведь, мои милые, талантов никаких не наблюдается, все терпением надо брать, образованием, вот этим самым местом. Читай, читай». А я все время хотела написать и даже пыталась короткое, простое письмо: «Пожалуйста, приезжай, мне нужно с тобой поговорить. Я больше не могу не видеть тебя». Смешно. Письмо Татьяны к Онегину. «Никто меня не понимает, рассудок мой изнемогает…»

Господи, как я помню эти летние дни, это девическое одиночество, это ожидание на даче!.. Кончена школа, впереди институт, прекрасное лето, — что еще надо, живи да радуйся. Но тоска такая, что, куда идти, кем быть, уже не имеет значения. Какая разница, разве я принадлежу себе? Разве сама могу решать свою судьбу?.. Но ведь он ушел, говорила я себе, он меня оставил. Нет, этого не может быть, недоразумение. Все-таки следует написать. Хотя бы так: «Что с вами? Здоровы ли вы? Бабушка и то о вас спрашивает…» Бабка действительно спрашивала, — правда, как! — «Этот сын каторжника, кажется, исчез с нашего горизонта?»

Я жалела, что в первое время так много рассказывала о нем: что у него не бывает на трамвай, что он ездит куда-то на 43-й километр копать огород и сажать картошку. Когда он звонил, то обычно не здоровался с тем, кто брал трубку, — просил сразу меня. И по этому поводу бабка не раз говорила, что твой, мол, Ромео все-таки хам, как, впрочем, вся нынешняя молодежь хамы. Я злилась и отвечала, что он мне нравится и мне все равно, есть у него заплатки на штанах или нет. «Да ты ему не нужна, — не унималась бабка, — он наверняка уже имел дело с потаскушками, знаю я таких, мне довольно было поглядеть на него один раз». (Где она видела этих потаскушек?)