На Севере дальнем

— Я слышал голос Очера! Вы знаете, как я люблю своего Очера!.. Я, наверное, с ума сойду от радости, если Очера увижу... — быстро-быстро, словно боясь, что его не выслушают до конца, заговорил Чочой.

Кэукай и Петя посмотрели в его взволнованное лицо, озаренное красными бликами костра, и поняли, что Чочой действительно иначе поступить не мог.

— Но, может, это тебе почудилось? — спросил Петя.

— Нет, нет, не почудилось! Зачем почудилось? Почему так говоришь — почудилось! — горячо возразил Чочой. — Я голос Очера всегда узнаю. У него голос словно человеческий...

Не успел Чочой договорить, как из темноты прямо к костру выпрыгнула крупная худая собака. Кэукай и Петя невольно отступили в сторону, а Чочой, закрыв глаза, крепко прижал ее к себе. На собаке был оборванный конец алыка — очевидно, она оторвалась от потяга нарты.

— Очер! Очер!.. — восклицал Чочой, не выпуская собаки из рук.

Петя почувствовал, как что-то запершило у него в горле, а Кэукай все смотрел и смотрел широко раскрытыми глазами на встречу двух друзей и с трудом удерживался, чтобы самому не обнять собаку.

Радостно повизгивая, Очер терся своей головой о щеку Чочоя, словно человек, заглядывал ему в глаза...

А Экэчо, испугавшись приближения людей со стороны поселка и разбросав костер, теперь незаметно из темноты наблюдал за мальчиком.

Встреча Очера с Чочоем тронула даже его. Нахмурившись, он нервно перекусил сухую травинку и подумал: «Хорошо, что я не убил собаку. Собака ничего, пусть живет — у нее язык не человеческий, она не разболтает. Потом, помнить надо, что собака — лучший хранитель от злых духов... А как она бросилась к нему, даже алык оборвала! Умная собака, очень умная!»

Когда мальчики ушли, уведя с собой Очера, Экэчо снова подошел к костру и крепко задумался. «Уйти с этого берега надо туда, к брату уйти. Здесь все равно когда-нибудь узнают, кто я такой, — размышлял Экэчо, прислушиваясь к ударам морского прибоя. — Пушнину собирать надо, много пушнины в эту зиму собрать надо. На том берегу только бедному человеку плохо живется, а богатому человеку там хорошо живется. Мой брат Мэнгылю на свою жизнь на том берегу никогда не жаловался. Пушнины много с собой увезу! Много богатства с собой увезу!.. Только осторожным быть надо. Как старая, хитрая лиса, осторожным быть надо... С чужих капканов песцов снимать буду, в тайные места шкуры прятать буду. Ничего, Экэчо проживет остаток дней своих так, как ему хочется! Вот только бы не явились на берег эти страшные для меня люди...»

Экэчо вздохнул и снова начал вслушиваться в ночную тишину, нарушаемую мерными ударами прибоя.

КТО ХОЗЯИН?

Осень выдалась на редкость солнечная, безветренная. Тундра покрылась инеем, а снег все еще не выпадал. Только вершины сопок, словно задумчивые седые головы суровых великанов, были строги и холодны в своем снежном наряде.

А на море, хотя и не было ветра, бушевал ледяной шторм. Наверное, разразился где-то ураганный северный шквал, разволновал море и, отдав ему свою силу, докатился до берегов Чукотки лишь в огромных ледяных валах. Медлительные валы, казалось, с трудом поднимали кверху свою неимоверно тяжелую ношу — ледяные глыбы — и затем с глубоким вздохом, словно измученный тяжелой работой великан, швыряли их вниз, сшибая друг с другом, раскалывая надвое, натрое. Чем ближе подходили ледяные глыбы к берегу, тем мельче становились они. А валы все шли и шли, подгоняя разбитые льдины к берегу, и здесь уже дробили их в ледяную кашу. Грохот над морем не умолкал, и это так не вязалось со спокойной, солнечной погодой.

К поселку Рэн пастухи подгоняли колхозные оленьи стада. Живой лес ветвистых рогов вырос вокруг поселка. Дробный перестук копыт и сухой треск касающихся друг друга рогов слышались со всех сторон. Огромные олени-чымнэ становились на дыбы или теснили друг друга, низко опустив головы и тяжело дыша. Их глаза, выходившие от напряжения из орбит, были налиты кровью. Колхозники-оленеводы, смуглые, жилистые, с накомарниками на головах, ходили по стаду, держа в руках приготовленные для броска арканы.

Кэукай, Петя, Чочой и Эттай вышли навстречу стаду. «Сколько оленей! Сколько оленей!.. — мысленно повторял Чочой. — Чьи же они? Кто их хозяин?» Этот вопрос так занимал его, что он не выдержал и спросил:

— Кто самый главный человек... кто хозяин этого стада?

— Колхоз, — коротко ответил Кэукай.

— Колхоз... — повторил Чочой. — А как это — колхоз? Кто это — колхоз? Вот уже сколько раз я слышу слово «колхоз», а понять его не могу. Сначала я думал, что колхоз — это второе имя твоего отца, а потом понял, что это совсем не так. Тогда я подумал, что это какой-то очень богатый человек, вроде американца Стивенсона: у того тоже оленей много. Но и это, однако, неверно. Я хорошо знаю, что там говорили о Стивенсоне и его управляющем Кэмби, — то были плохие слова, очень плохие. Здесь мои уши таких слов никогда не слыхали.

Ребята, внимательно слушая Чочоя, обдумывали ответ.

— На собрание! На колхозное собрание! — послышался чей-то голос, созывавший пастухов.