На Севере диком. Церковно-историческая повесть

– Довелось и тамо-тко, – отзывался калика. – Видел я лопь, не к ночи она будь помянута, и в Москве близ великокняжеского терема.

Митрофан насторожил слух, посунулся вперед.

– Ну! Ну!

– Ну, ин, образа она звериного. Шерстью покрыта, ровно вот нежить какая. Руки длинные-предлинные, а глаза с зеленым отливом.

– Но ведь это люди, калика, а, люди?

– Прозываются людьми, а только человекоподобия в них мало.

– И не немы ведь они?

– Какое немы – лопочут. Пристава, ин, разумеют их. Пристава, знамо, в тех местах бывали. Народ умудренный. Им не токмо лопь, они с птицей-сирином, и с той могут толковать.

– И это кривда, калйкушка, что у лопи той собачьи головы, а глаза на груди?

Беседуй калика с какою-нибудь любопытной боярыней, он наверно бы подтвердил, что у лопи головы именно собачьи и глаза так и есть, что на груди, да даже и не боярыне, а всякому другому так бы отвечал, но подтвердить ложь относительно лопи Митрофану калика не мог. Он не решился обмануть чистую душу отрока.

Да и не поверил бы Митрофан, солги калика. Это чувствовал он. «Лопь – такие же, как и мы, люди, только темные, всеми забытые» – такое убеждение сложилось у Митрофана, и никто не был в состоянии разубедить его в этом. Он разузнавал все о жизни Поморья. И чем больше слышал он о дальнем крае, тем очевиднее становилось для него, что это глушь непроходимая, дикая, беспросветная. Митрофан принимал к сведению все, что ему о далеком Севере рассказывали – и правду, и сказки. Он все взвешивал по-своему. Правда знакомила его с дикою лопью, сказки сильнее заставляли задумываться над ее горьким существованием, все больше и больше сочувствуя ей. Стремление вывести дикарей на должный путь овладело всем существом Митрофана, и с этим желанием он, пламенея, жил.

Но как вывести их на новый путь?

Ответ приходил тотчас из глубины любящего сердца: вывести поморян на новый путь – обратить их в христианство. О, какой это великий и действительно достойный человека подвиг – вывести ближнего из мрака заблуждения и указать ему, как надо жить в Боге! Но именно оттого, что это великий подвиг, он и страшит!.. Как приступить? Что делать? Где взять силу убеждения? Откуда почерпнуть духовную мощь и дар слова? Перед этими вопросами Митрофан останавливался, бессильный…

«Апостол Павел, проповедуя христианство, производил своими речами глубокое впечатление, увлекая мысль и чувства слушателей. Святитель Иоанн по праву был прозван Златоустом. Они умели глаголом своим пробуждать сердца людей, проповеди их служили к вящему торжеству христианской Церкви. А что могу сделать я? – раздумывал отрок. – Духом нищ и словом беден. Мое слово не проникнет ни в чье сердце и не вызовет ни в ком ни благодарного отклика, ни слез умиления, ни радости, до того не испытанной, – радости обращения к Богу».

Митрофан мучился, он рвался к добрым делам и в то же время чувствовал свое полное бессилие. А Север, далекий, глухой Север как будто бы все настойчивее звал его к себе, и дикари, казалось ему, двигаясь в темноте, протягивают руки к святым для верующего местам, где сияют величественные храмы и народ молится истинному Богу, Всемогущему, Всещедрому, Долготерпеливому и Многомилостивому. «Что делать?

Как быть? Как вступить на путь проповеди Христа?» – думал Митрофан. Все, что было под рукою и что можно было почерпнуть из Священного Писания, все это Митрофан прочел, Евангелие, Деяния святых апостолов знал наизусть. Он читал и слышал о проповеди апостола Андрея на месте нынешнего Киева, о трудах равноапостольного Владимира; мучения христиан при римских императорах, иконоборство – и о них ему ведомо было. С одной стороны, запас знаний был налицо, а с другой – величие миссии подавляло. И Митрофан совершенно терялся.

Он пробовал разговаривать с отцом о проповеди христианства среди лопарей. Иерей и не подозревал, к чему этот разговор клонится; казалось, пытливый ум сына хочет охватить все, и только. Ему и в голову не приходило, что Митрофан болеет душой за каких-то там неведомых людей.

– Труден подвиг проповедника? – допытывался Митрофан.

– Знамо, труден, сын мой, – отвечал священник.

– И надо иметь для этого особенную подготовку, батюшка?

– Знамо, надо. Без познаний в Священном Писании как же можно? А паче того, вера. Слово без веры в устах проповедника – камень, а не пища духовная. За верующим – Сам Господь. И чем возвышеннее, чем сильнее вера, тем ближе Бог. Помогает Он верующему. Известно, что без веры ничего истинно великого не совершилось. И не совершится. Христос простых рыбарей умудрил и сделал их ловцами человеков. Смиренных возносил Он до седьмого неба. Бывало, что и цари падали во прах. Апостол Петр – кто он был, вспомни-ка. Ну, вот то-то!

Отцовские слова глубоко западали в полную переживаний за устроение жизни поморян душу Митрофана. «Христос простых рыбарей умудрил и сделал их ловцами человеков». Да, да… Кого Он захочет вознести, вознесет…