В октябре в Нью-Йорк ненадолго приезжала мать Астона, и он привёз на семейную встречу Софию и попросил приехать Джейсона. Тот прилетел без Дилана на два дня. София жила в отеле вместе с бабушкой, а Джейсон с Дэниелом остановились в маленькой квартире. Большая и дорогая, та самая с видом на Центральный парк, была выставлена на продажу.
София приехала к ним для совместной прогулки, и Джейсон едва узнал её, когда она вышла из машины. Она стала на голову выше, вытянулась и похудела, а лицо… София как будто переметнулась в другой лагерь: раньше она походила на эттингеновскую родню, а теперь удивительно напоминала мать Дэниела.
Они втроём — если не считать телохранителей — пошли через Бэттери-парк к пирсу, откуда отходили прогулочные катера. Для Астона могли бы нанять отдельный катер, это было бы всего лишь нормально, и поэтому Джейсон задумался, когда узнал, что они поедут на прогулку вокруг Манхэттена с толпой туристов. Добравшись до противоположного конца парка, он понял, почему.
Бэттери-парк был особенным местом для Нью-Йорка — открытым. Крошечный плоский выступ под серыми скалами Манхэттена, окружённый морем, насквозь продувался ветром, и небо над ним поднималось непривычно огромным и высоким куполом. Место было немноголюдное, только возле выгнувшейся ровным полукругом стены форта бродили туристы. Пустынно, светло и тихо.
Да, тихо. Все трое молчали. Не постоянно: разговор медленно тёк, но это напоминало выдавливание последних капель сока из хорошо выжатой половинки апельсина. София первый раз была в Бэттери-парке, и это их спасало: она задавала вопросы о том, что видела вокруг, Джейсон и Дэниел отвечали, правда, не могли толком ничего сказать ни об остатках укреплений, ни о пирсе с башенкой, ни о крошечной старинной часовне, которая каким-то чудом сохранилась на самом краю парка, словно сдерживая напор небоскрёбов на последний островок зелени.
Ответы на вопросы Софии были настолько очевидны, что было ясно — задаёт она их из вежливости и от незнания, о чём говорить ещё. Сзади и чуть сбоку шла охрана, при ней всё равно не получилось бы задеть неудобные темы; а детская непосредственность — это не то, что было позволено одиннадцатилетней дочери таких людей как Дэниел Астон и Камилла Эттинген.
Случай мог представиться на прогулочном катере, если бы тот был частным, и именно поэтому они собирались прокатиться по Нью-Йоркской бухте в компании нескольких десятков свидетелей. То, что в первые минуты показалось Джейсону внезапным приступом демократичности, оказалось лишь обычной изворотливостью Дэниела. Джейсон только не мог понять, кого тот пытался защитить от слишком откровенного разговора, его или свою дочь. Не себя — это уж точно.