На штурм неба. Парижская коммуна – предвестница нового мирового порядка

Делеклюз был убит у входа на бульвар Вольтера, близ площади Шато д'О (ныне площадь Республики). Он явно стремился покончить счеты с жизнью, которая после поражения Коммуны теряла для него всякий смысл [210].

Вот как описывал смерть Делеклюза Лиссагарэ:

«Солнце садилось за площадью. Делеклюз, не оглядываясь, чтобы узнать, следует ли за ним кто- нибудь, шел все тем же шагом, – единственное живое существо на бульваре Вольтера. Дойдя до баррикады, он повернул налево и взобрался на камни. В последний раз увидели мы его суровое лицо, обрамленное короткой белой бородой, лицо, обращенное к смерти. Внезапно Делеклюз исчез. Он упал, сраженный наповал».

К вечеру 25 мая часть столицы, находившаяся в руках Коммуны, еще больше уменьшилась. Коммунары занимали только XIX и XX округа и примерно половину XI и XIII округов.

Бойня продолжалась. Маршал Канробер поздравлял Тьера.

«Позвольте мне выразить свою радость по поводу ваших последних успехов в борьбе против гнусном анархии, – писал маршал. – Они умерили мое глубокое сожаление, что мне не пришлось сражаться против нее… Благодаря вам и благодаря своей армии Франция избавилась от самой страшной, самой ужасной опасности, которая когда-либо угрожала ей» [211].

Версальцы буквально купались в крови народа. Они терзали и мучили Париж, ибо не могли простить Коммуне того, что она явилась предвестницей нового мира.

Пятница 26 мая

На рассвете этого дня версальцы овладели Лионским вокзалом, баррикадой на улице Касте поблизости от Бастилии и сквером Тампль вблизи площади Шато д'О. С этого момента план Мак-Магона состоял в том, чтобы, осуществив обходное движение, захватить высоты Менильмонтана и Бельвиля, в то время как Винуа должен был занять площадь Бастилии и площадь Нации.

Вскоре после полудня площадь Бастилии была захвачена, а к концу дня версальцы достигли площади Нации, но шквал артиллерийских залпов с Пер-Лашез заставил их отойти. Тем не менее наступление войск Тьера неуклонно продолжалось. Лишь в нескольких местах его сдерживал огонь орудий Шомонских высот, Бельвиля и Пер-Лашез.

Сопротивление коммунаров становилось все менее организованным и согласованным. Коммуна, члены которой рассеялись по округам, все более теряла возможность играть руководящую роль.

Несколько членов Коммуны, в том числе Варлен и Ранвье, сошлись в XX округе с несколькими членами Центрального комитета. Они пытались обсудить положение и принять некоторые меры, но их возможности все более сокращались.

Они решили бороться до конца. Это решение нашло выражение в следующей афише – последней афише Коммуны, которую Ранвье распорядился отпечатать вечером 26 мая:

«Граждане XX округа!…

Если мы будем разбиты, вы знаете, какая участь ждет нас… К оружию!… Будьте бдительны, особенно ночью… Я призываю вас в точности исполнять приказы…

Окажите поддержку XIX округу; помогите ему отразить врага. От этого зависит и ваша собственная безопасность…

Не ждите, когда подвергнется нападению сам Бельвиль… и тогда Бельвиль сможет вновь восторжествовать. Итак, вперед… Да здравствует Республика!» [212]

К вечеру 26 мая вооруженные силы Коммуны удерживали уже только маленький участок Парижа – от ворот канала Урк до Венсенских ворот; граница между обоими лагерями внутри города проходила через бассейн Ла-Виллет, канал Сен-Мартен, бульвар Ришар-Ленуар и улицу Фобур-Сент-Антуан.

В тех частях Парижа, которые были уже заняты версальцами, расстрелы без суда принимали все более массовый характер. Залпы выстрелов карательных отрядов раздавались во всех концах города. В этот день на ступеньках Пантеона версальцы расстреляли Мильера-депутата Национального собрания, который не примкнул к Коммуне, но опубликовал ряд статей, выдержанных в республиканском духе [213].

Жажда убийств, овладевшая версальцами, была так велика, что газета «Siecle» [214] вынуждена была заявить в этот день:

«Это какая-то оргия безумия. Уже не отличают виновных от невиновных. Подозрительность написана на всех лицах. Доносам нет конца. Жизнь граждан ни в грош не ставится. За одно слово «да» или «нет» арестовывают, расстреливают».

В тот же день заключенные, находившиеся в тюрьме Ла-Рокет, были выведены оттуда и отведены на улицу Аксо. Это были 50 заложников Коммуны; их появление на улицах XX округа было встречено гневными возгласами населения. Они были расстреляны, хотя никакого приказа об этом не было отдано [215]. Но разве трудно понять ярость парижского народа, который знал, что версальцы систематически расстреливают пленных коммунаров!

Федераты продолжали ожесточенную борьбу, которая с каждым часом становилась все более безнадежной.

В то время, как по адресу коммунаров со всех сторон неслись вопли ненависти, Виктор Гюго [216], который находился тогда в Брюсселе и который не одобрял Коммуны и не понимал ее значения, не захотел, однако, выть вместе с волками. В пятницу 26 мая он направил в газету «L'Independance belge» замечательное и благородное письмо, в котором требовал предоставления коммунарам права убежища в Бельгии.

Он писал: