На склоне пологой тьмы

Я обожаю княжие цвета
От красной двери до зелёной рощи.
Мне нравится святая простота
Пустых просёлков, где рассудок ропщет
Лишь над следами человечьих рук,
Оставивших обрывки разной дряни.
Люблю в природе выверенный звук
И постепенность. В ослеплённой рани
Хочу не знать о том, что будет днём,
А вечером не быть в плену у страхов,
И, озирая жизни окоём,
Не поминать, что жизнь была не сахар…
Весь этот мир придуман напоказ,
Он, как и я, не прячется от боли.
И я его уже в который раз
Спасти не в силах от чумной неволи
Нещадных и неузнанных потерь,
Когда безумье побеждает разум,
И красная не разделяет дверь
Зелёный миг планеты и заразу
Стяжания. Стигматы ран земных
Горят огнём, никто по ним не плачет.
Как много слов восторженно-пустых,
Как много чувств, что ничего не значат!
И вот опять любимые цвета…
За этой дверью только мы с тобою.
Пускай к нам постучится красота,
Она — как сон с загадкою земною…

Измена земле

На дворе вьётся хмель, а смородина
Сыплет бусины ягод в траву…
Далеко моя милая родина,
Только вижу я как наяву

Старых улиц булыжную оторопь,

И вишнёвую кипень садов,
И ворот разномастную косороть,
И весомую поступь годов,

Что ломали, сносили и строили,

Изменяя ландшафт городов,
Что сермяжную правду рассорили
С гордым жлобством бетонных столбов.

Бастет

Макает месяц тоненькие рожки
В озёрную задумчивую гладь.
Богинею сидит, напрягшись, кошка
И рыбу-месяц силится поймать.

Она черна, как ночь, что рядом тщится

Смешать все краски вечера в одну
И под кустами сумрачно густится,
И месяц тянет к илистому дну…

Но стрежёт богиня Бастет рыбу,

Что жидкое купает серебро,
И лапой чёрной ночи топит глыбу,
Отправив на таинственное дно.

Глаза сияют вековечной влагой

И, грациозной прелести полна,
Богиня — кошка с гордою отвагой
Подстерегает рыбу-тишь одна.

«Скрипучей веткой жалуется тополь…»