На скосе века

Лишь, может, чуть меньше усталый
(Всё ж свой на своём берегу),
Я б всё-таки как-то, пожалуй,
Здесь выплыл… А так — не смогу.

А так — лишь отчаянье гложет
(И стыдно — да нет уже сил).

III

Но всё-таки, всё-таки, всё же
Спасибо, что жил я как жил.

Спасибо, что страхи и крики
Презрев, как обычный скандал,
Тот предок мой все свои книги
В местечке родном дочитал.

Что, всякой враждебен стихии
И зная, что значит погром,
Он всё ж не сбежал из России…
И я в ней родился потом.

Не странно ль? Сбежав за границу,
Держась за последний причал,
Я рад, что мне вышло родиться
В стране, из которой сбежал.

Но всё — и причастие к небу,
И к правде пристрастье моё
(За что и гоним был нелепо,
И изгнан) — во мне от неё.

И счастлив я, — даже тоскуя, —
Что я не менял, как во сне,
Отчизны — одну на другую,
Равно безразличную мне.

А жил, как положено, — дома,
На родине, с нею не врозь,
И резал ножом по живому,
Когда расставаться пришлось.

И здесь, в этой призрачной жизни,
Я б, верно, не выжил ни дня
Без дальней жестокой отчизны,
Наполнившей смыслом меня.

…Сбежал я — как сдался на милость.
Гуляю по райским местам.
Но всё, что мне в жизни открылось,
Открылось мне всё-таки там:

И смысл, и сквозь горе людское
Цена и мечте, и беде.
А вместе — и нечто такое,
Что мне б не открылось нигде.

С чем — как в остальном ни упорствуй,
Как все ни ломай рубежи, —
Высокое — буднично-просто
И лечит от выдумок лжи.

Всё это — куда б я ни прибыл —
До смерти носить мне в себе.
Спасибо, спасибо, спасибо,
Спасибо за это судьбе.

Пусть дома наветы и гимны,
И суетность там же, где высь.
И может, Россия погибнет,
Не тем занята, чтоб спастись.

И может, озлясь бестолково,
Она ещё в страшный свой год
Меня оттолкнёт как чужого,
От жизни моей оттолкнёт.

И рухну, обиженный ею,
Шепча ей стихи, как письмо…
Пусть!..
     Если она уцелеет,
То всё утрясётся само.

Уладится то, что неладно,
Излечится боль в тишине…
…А если погибнет — не надо
Самой справедливости мне.

Россия! Да минет нас это!
Опомнись! Вернись в колею! —
Кричу я… Но нет мне ответа.
Да что там!.. Весь мир — на краю.

Туманы подмен у подножья.
В нирване Нью-Йорк и Париж.
А сверху, как с Этны безбожья,
Ты всем изверженьем грозишь.

Как раньше… Хоть прежнего пыла
Уже воскресить не дано.
Хоть всё, для чего ты грозила,
Сама ты презрела давно.

В том нет уже даже безбожья —
Ленивый развал бытия.
Как пеплом, завалена ложью
Там поздняя мудрость твоя.

И всё — за бронёй… Не увидеть
Твой свет сквозь брони толщину.
И будут тебя ненавидеть
За всё, у чего ты в плену.

И может, озлишься ты тоже
В ответ — не оставшись в долгу…
И чем это кончится, Боже,
Узнать я уже не смогу.