К одной из таких дверей подошли и мы. Привратник, а по совместительству, скорее всего, еще и вышибала, пропустил нашу пеструю компанию внутрь без единого вопроса и лишнего взгляда. Прямо в темный коридор, по стенам которого одинокими светляками горели лампы. И только там, отойдя на несколько десятков метров от входа, Диего вручил нам с Элисабет бусины наушников и пленки микрофонов.
– Это для связи. На всякий случай. Далеко они не берут, но, если захотите пошептаться, никто подслушать не сможет.
Узкий коридор вполне мог обвивать собой по периметру весь ближайший квартал, потому что мы шли, казалось, невыносимо долго. Наверное, это был один из нескольких сотен потайных ходов, и куда на самом деле он выводил, оставалось только гадать: помещение, в конце концов распахнувшее перед нами двери, своими размерами было едва ли меньше стадиона.
Огромное пространство, погруженное в мутный мрак. Кое-где по нему двигались тени, едва отличимые от фона лишь в те моменты, когда приближались к редким источникам света – полоскам ламп, оконтуривающим столы. За многочисленными столами, как можно было понять, располагались люди, но ни их фигуры, ни лица было толком не рассмотреть. Должно быть, в этом зале собрались представители всех мафиозных кланов планет Федерации. И, честно говоря, было даже немного приятно сознавать, что маленькая, хрупкая Элисабет почти как равная может находиться здесь, в средоточии силы. Криминальной, да. Но ведь у любой монеты всегда найдутся две стороны.
– Ваше место, сеньора. – Возникший из мрака человек, одетый, как официант, подвел нас к еще не занятому столу.
Кресло рядом с этим предметом мебели стояло, разумеется, одно. Для главаря, так сказать. Но меня это устраивало более чем: появлялась возможность беспрепятственно сохранять дистанцию, околачиваясь у другой стороны стола.
Если присутствующие и переговаривались между собой, то в пространстве зала любые звуки, похоже, таяли почти сразу же, как слетали с губ. Видимо, облицовка мебели и прочего хлама была шумопоглощающей – для пущего сохранения конфиденциальности. Впрочем, на столе присутствовало устройство, с помощью которого, видимо, можно было легко донести свое мнение до сведения остальных. При специально нажатой клавише. Забавное сочетание: иллюзия анонимности и одновременно четкая привязка человека к его словам. Да, те, кто сидит в этом зале, не видят лиц друг друга, но имена явно знают. Думают, что, скрывая лица, могут скрыть мысли и намерения? Ну флаг им в руки, как говорится. Пусть тешат себя надеждами.
Прошло еще несколько скучно тянущихся минут, в течение которых мы тоже не разговаривали: инфанта была для этого слишком перепугана официальностью происходящего и поглощена совсем другими размышлениями или, вернее, бессвязными мечтами, судя по отсутствующему выражению ее лица. А в обществе молчащей сеньоры и ее верным слугам было негоже открывать рты.
В один прекрасный момент в зале стало еще тише, чем это казалось возможным, а потом получилось почти как в одной священной книге. И сказал он: «Да будет свет!», и стал…
Конечно, никакого приказа включить освещение не прозвучало, но воображение охотно и щедро дополнило реальность, когда одна из ламп вдруг загорелась ярче остальных. Так ярко, что до мельчайшей детали осветила лицо да и всю фигуру человека, вставшего из-за стола примерно в двадцати метрах от нас.
Он был явным сородичем Амано: те же характерные черты, то ли нарисованные тушью на шелке, то ли вырезанные из дерева. Волосы, обильно тронутые сединой, морщины, прорезавшие благородный высокий лоб, прямая линия бровей и параллельно ей – такая же непреклонная линия губ. И одет этот пожилой человек был соответствующе стране своего происхождения или происхождения его предков, в элегантный до странности халат, именуемый «кимоно». Не только в него, конечно: ткани на старике было наверчено много. Намного больше, чем потребовалось бы на комплект постельного белья. И как он только во всем этом не путается? Мой единственный опыт знакомства с японской национальной одеждой закончился настолько неприятными последствиями, что повторять не хотелось.
– Сердечно приветствую вас, господа и дамы, и приношу самые искренние извинения за то, что вы собрались здесь в неурочный час.
Ответом оратору послужило уважительное молчание, и тот, в свою очередь выдержав благодарную паузу, продолжил:
– Я позвал вас, чтобы попросить о помощи.
Теперь зал слегка загудел: видно, старикан принадлежал к числу тех людей, кто скорее эту самую помощь оказывает, а не нуждается в ней.
– Я прибыл сюда, чтобы участвовать в официальных мероприятиях, предусмотренных нашим Кодексом, но не только. Я хотел познакомиться со своим родственником, которого никогда не видел. Со своим внуком.
Меня начали терзать смутные сомнения, но окончательно они оформились в потрясение, конечно, только когда на многочисленных экранах, расставленных по залу, появились снимки капитана Сэна.
– Но мой внук исчез в неизвестном направлении. И у меня есть все основания считать, что это похищение.