Впрочем, телеграммы Палеолога было достаточно, чтобы внушить нам беспокойство, и я указал Делькассе на опасность, заключающуюся в этих взглядах императора. Министр нашел мои опасения основательными и просил меня написать лично письмо для нашего посла, которое перешлет ему министерство. Это было единственный раз, когда я, будучи президентом республики, обратился с письмом к одному из наших представителей за границей, но, думается мне, это отклонение от конституционных правил оправдывалось обстоятельствами и согласием министра. Вот быстро набросанный мною текст этого письма:
«Париж, 9 марта 1915 г. Мой милый друг, пишу тебе не как президент и даже не как твой бывший министр, а как старый товарищ по лицею. Я дал прочитать свое письмо Делькассе, чтобы быть уверенным, что оно не содержит ничего, могущего помешать тебе в твоих действиях, но, хотя эти строки попадут к тебе через нашу дипломатическую почту, они тем не менее нисколько не будут носить официального характера. Твои телеграммы за последние месяцы не позволяли нам предвидеть внезапную перемену, которая произошла теперь в намерениях русского правительства. До сих пор это правительство ограничивалось деликатным указанием, что оно, возможно, потребует в свое время укрепленный пункт на Босфоре, но оно не заявляло никаких притязаний ни на Константинополь, ни на Дарданеллы, ни на Фракию, ни на острова, господствующие над проливами. Мы поражены той поспешностью и стремительностью, с которыми сформулированы все эти новые требования в момент, когда начинается весьма трудная операция. Россия не могла и думать о том, чтобы вести ее одна, она даже одно время, казалось, не желала принимать на себя никакой доли в ее бремени. Если Константинополь окажется в руках союзников, это по меньшей мере будет общей победой, эта победа будет лишь одним из эпизодов войны, которую союзники обязались продолжать в полном согласии между собой до того дня, когда все они придут к решению заключить мир. Некоторые русские из школы Витте, конечно, очень не прочь были бы присвоить себе Константинополь и не продолжать затем войны против Германии и Австрии. Я не могу думать, чтобы император когда-либо пошел на их коварные наущения. Однако будем остерегаться неосторожных шагов, которые благоприятствовали бы их интригам. Первой, безусловно, необходимой предосторожностью я считаю: не обсуждать публично будущей судьбы Константинополя и оставлять Румынию, Италию и все другие нейтральные государства в неведении относительно желаний России, ибо открыть им эти желания значило бы отпугнуть от них поддержку, которую Сазонов, на мой взгляд, надеется купить слишком дешево.