«Из абсолютно верного источника я получил сведения о беседе, которую император недели две тому назад имел с бельгийским королем в присутствии начальника генерального штаба генерала Мольтке. Беседа сильно поразила короля Альберта. Я ничуть не удивлен впечатлением, которое она произвела на него; с некоторых пор я сам испытывал то же самое: неприязнь по отношению к нам обостряется, и император перестал быть сторонником мира. Собеседник германского императора до сих пор думал, как и все, что настроение Вильгельма II, личное влияние которого не раз сказывалось в критические моменты в пользу поддержания мира, было неизменно. На этот раз он нашел его совершенно изменившимся. Император Германии не является больше, по его мнению, поборником мира против воинственных тенденций некоторых партий в Германии. Вильгельм II считает теперь, что война с Францией неизбежна и что рано или поздно придется воевать. Он, конечно, верит в подавляющее превосходство германской армии и в ее безусловный успех.
Генерал Мольтке говорил точно так же, как его государь. Он тоже заявил, что война необходима и неизбежна, но он высказал еще большую уверенность в успехе, „потому что, – сказал он королю, – на этот раз с этим нужно покончить, и Ваше величество не представляет себе тот неотразимый энтузиазм, который увлечет в решительный день весь германский народ“. Бельгийский король возразил, что расценивать таким образом намерения французского правительства – значит искажать их и составлять себе ложное представление о чувствах французского народа на основании поступков отдельных личностей с неуравновешенной психикой или бессовестных интриганов. Император и начальник генерального штаба остались тем не менее при своем мнении. Впрочем, в течение всей беседы император казался утомленным и раздражительным.
По мере того как Вильгельм II стареет, он больше поддается влиянию семейных традиций, реакционных настроений двора и в особенности нетерпеливых стремлений военных кругов. Может быть, он испытывает нечто вроде зависти к популярности, приобретенной его сыном, который поощряет стремления пангерманцев и считает, что положение империи в мире не соответствует ее могуществу. Может быть, ответ Франции на последнее увеличение германской армии, имевшее целью установить бесспорное превосходство Германии, является до некоторой степени причиной этого раздражения, потому что ясно чувствуется – что бы об этом ни говорили, – что дальнейшее соревнование едва ли возможно.
Позволительно задать себе вопрос, в чем заключается сущность этой беседы. Император и его начальник генерального штаба могли иметь целью произвести впечатление на бельгийского короля и побудить его не оказывать сопротивления в случае конфликта между Германией и нами. Может быть, они хотели бы также, чтобы Бельгия менее враждебно относилась к здешним притязаниям на Бельгийское Конго, но мне кажется, что это последнее предположение не вяжется с выступлением генерала Мольтке.
Впрочем, император Вильгельм не владеет собой так, как об этом принято думать. Несколько раз в моем присутствии у него вырывались затаенные мысли. Какова бы ни была цель беседы, содержание которой было мне сообщено, это сообщение носит характер величайшего значения. В нем отражаются непрочность общего положения и настроение некоторой части общественного мнения во Франции и в Германии. Если бы я позволил себе сделать отсюда вывод, я бы сказал, что нам следует учесть это новое обстоятельство, что император свыкается с тем порядком мыслей, которому прежде он противился, и что мы должны, выражаясь его языком, держать порох сухим».
48