На службе Франции. Президент республики о Первой мировой войне. В 2 книгах. Книга 1

Под тщательным наблюдением архитектора Елисейского дворца Тронше и заведующего инвентарем Перрена начинается уборка ковров, стенных часов, кресел и стульев. Их сдадут на хранение в специальное помещение дворца. При виде того, как снимают гобелены, упаковывают мебель, укладывают наши личные чемоданы, я все мучительнее чувствую горькое значение слова «отъезд», которое вот уже несколько дней звучит у меня в ушах, и брожу, как изгнанник, в опустевших залах.

Вивиани показал мне составленный им манифест, который он намерен представить перед расклейкой на рассмотрение совета министров. Манифест объясняет наш отъезд и обращается с призывом к энергии страны. Я нахожу текст его несколько декламаторским и предлагаю Вивиани написать другой, покороче и попроще. Он просит меня самого отредактировать его. Я несколько изменил его, но не в такой мере, как это следовало бы. Совет министров принимает, за исключением нескольких деталей, нашу общую редакцию: «.Чтобы стоять на страже спасения нации, долг предписывает государственной власти удалиться в настоящий момент из Парижа. Под командованием выдающегося военачальника одна из наших армий, преисполненная отваги и энтузиазма, будет защищать столицу и ее патриотическое население против захватчика, но в то же время война должна продолжаться на остальной части территории страны. Стойкость и борьба – таков должен быть теперь лозунг союзных армий. Руководить этим упорным сопротивлением должно правительство. Французы повсюду поднимутся за независимость. Но чтобы придать этой грандиозной борьбе весь ее размах и всю действенность, безусловно, необходимо, чтобы правительство сохранило свою свободу действий. Поэтому по требованию военной власти правительство переносит сейчас свое местопребывание в другой город, где оно сможет оставаться в постоянной связи со всей страной. Оно приглашает членов парламента не оставаться вдали от него и образовать с правительством и своими коллегами ядро национального единства перед лицом неприятеля. Правительство оставляет Париж лишь после того, как обеспечило всеми имеющимися в его распоряжении средствами защиту Парижа и укрепленного лагеря. Оно знает, что ему нет необходимости рекомендовать достойному удивления населению спокойствие, решимость и хладнокровие. Это население каждодневно проявляет себя на высоте своего высокого долга… Для нации, которая не желает погибнуть и которая для своего существования не отступает ни перед страданиями, ни перед жертвами, победа обеспечена».

Со своей стороны генерал Гальени обратился потом к населению Парижа с прокламацией, которая своим лаконичным красноречием затмила текст манифеста правительства. Он ограничился словами, что получил мандат защищать Париж и выполнит этот мандат до конца. Завтра начинается прибытие в укрепленный лагерь войск 4-го корпуса, занимавшего позицию севернее Вердена.

Чтобы угодить Антонину Дюбо, правительство постановило закрыть сессию парламента, на что конституция дает ему право, и Вивиани представил мне на подпись декрет о роспуске.

В течение дня генерал Жоффр составил новый приказ для командующих армиями. Он подтверждает свои вчерашние директивы, но, так как армия Ланрезака еще не высвобождена, он по-прежнему не говорит, что немедленно предстоят приостановление отступления и генеральное наступление. Он даже предусматривает, что, когда закончится отход войск, они смогут получить на Сене и Ионне пополнения из запасных батальонов. Он напоминает условия, в зависимости от которых он ставит свое решение: все корпуса на своих местах и готовность английской армии сражаться вместе с нами. Но так как он надеется, что эти условия не преминут наступить, он предлагает отныне каждому «напрячь свою энергию для окончательной победы». Жоффр не уверен окончательно в перемене движения армии фон Клюка, но она все более выявляется, и, кажется, еще сегодня утром наш разведчик капитан Фагольд нашел на трупе одного убитого вчера немецкого офицера записку, в которой предписывается эта перемена направления. Приближается решительный час, и именно в этот момент мы вынуждены оставить Париж. Какие доводы я ни привожу сам себе, я чувствую себя с каждой минутой все более унылым и униженным.

По случайному совпадению, в котором я не могу не видеть иронию судьбы, именно тот день, когда мы оставили нашу столицу, русские выбрали для того, чтобы дать другое имя своей столице. Указом за подписью императора постановляется, что город Санкт-Петербург будет отныне называться Петроград. Палеолог сообщает нам, что, отменяя имя, снискавшее себе такую славу в русской истории, император лишь сообразовался с чувствами народа, поклявшегося в непримиримой ненависти к Германии. Я нахожу несколько ребяческим такой способ выражения своей ненависти и задаю себе вопрос: неужели мы должны переименовать Страсбург, Кобург, Бург-ан-Бресс и столько других «бургов» во Франции, чтобы, чего доброго, нас самих не заподозрили в германизме?..