На службе Отечеству, или Пешки в чужой игре (СИ)

— «Глубокоуважаемый Николай Павлович! В немногих словах позвольте нам, Вашим рабочим, высказать те благоприятные чувства, которые идут из глубины наших сердец, и признательность за все Ваши сердечные к нам, рабочим, отношения как введение 9-часового рабочего дня, так и в многих Ваших покровительственных деяниях, и да послужит Вам сей наш адрес постоянным и приятным воспоминанием, как сердечному хозяину, видящему в лице своих рабочих не только работников дела, но и как человека. — Егор Федотов сделал паузу, затем продолжил: — Мы же, Ваши рабочие, соединяясь воедино, обещаем Вам, что теперь с большей энергией и старанием отнесемся к обязанностям нашим для Вашего предприятия. Вашим покровительством и нашими общими силами процветать ему на многие, многие годы во славу и честь Вашей фирмы. Ваши благодарные и признательные рабочие Ваши».

Прочитав, он шагнул вперед и торжественно вручил послание рабочих Шмиту. Николай был смущен и тронут. Улыбаясь, он посмотрел на поздравительный адрес с подписями рабочих фабрики, повертел его в руках.

— Спасибо за теплые слова. Вы можете быть уверены, что я всегда пойду навстречу вашим нуждам и желаниям. — Он помолчал. — Спасибо.

Шмит пожал руки делегатам, рабочие стали расходиться.

— Поздравляю, вы заслужили доверие рабочих, — произнесла Лиза.

— А сколько я из-за этого пережил! — Николай улыбался.

— Что-то случилось?

— Местные фабриканты пригласили меня на общее собрание и устроили головомойку. Говорили, что я молод и неопытен, не знаком с производством, не сведущ в коммерческой стороне дела и прочее. Когда же я сказал, почему все это сделал, то есть принял новый распорядок, такое началось! То ли смеяться, то ли плакать. Они повскакивали с мест. Левинсон, самый крупный фабрикант, кричал, что я развращаю рабочих, что не делец, не понимаю, как создается капитал. Что так дела ведут лишь дураки, а умный коммерсант сразу видит, что выгодно, а что нет.

— Несложно все это представить! И что дальше?

— Я сказал им вполне спокойно, что если вам невыгодно, то можете свои предприятия закрыть, а я свои расширю.

Лиза засмеялась:

— Наверно, начался такой скандал!

— Не то слово! Ругательства посыпались градом. Я ушел с собрания под крики, угрозы доносом и вмешательством властей. Они назвали мою фабрику «Чертовым гнездом».

Лиза вздохнула:

— Надеюсь, вы не столь беспечны, как пытаетесь казаться. Все, что мы делаем, опасно. Можно дать небольшой совет?

Николай кивнул:

— Конечно, Лиза, говорите.

— Вам нужно не показывать полиции своего единомыслия с рабочими. Вам необходимо сказать Карпу, хотя бы для вида предъявлять к вам требования и объявлять забастовки. Нельзя привлекать к фабрике пристального внимания. Вы ведь сами знаете почему. — Лиза намекала на нелегальную школу для политического воспитания рабочих, открытую при фабрике и боевую дружину, которая здесь же создавалась.

— Знаю. Я стараюсь быть осторожным. А как же вы, Лиза?

— Я?

— Я хочу оберегать вас, Лиза, — проникновенно произнес Шмит и взял за руку. — Я хочу, чтобы вы стали моей женой.

В Шмите стала проявляться уверенность в себе, чего Лиза раньше в нем не замечала. Она отняла руку и медленно, осторожно, чтобы не обидеть, сказала:

— Вы мне нравитесь, но я не готова говорить с вами об этом. Я замужем.

— Вы хотели сказать — пока замужем.

— Да. — Лиза замолчала. — Пока замужем. Но.

— Не убивайте во мне надежду, Лиза, — остановил он ее. Затем спрятал руки за спиной: — Давайте пока не будем говорить «об этом».

Лиза молча согласилась. Шмит почтительно кивнул и направился к себе в контору.

Лиза вздохнула. Сегодня вечером ее ждал поверенный, который занимался ее разводом. Поверенный отослал все необходимые бумаги Алексею, но сообщил, что по данному адресу никто не проживает, а чтобы начать бракоразводный процесс, необходимо получить согласие супруга.

Петербург

Глебов сидел напротив Витте в его кабинете и попивал из бокала скотч. Он был слегка рассеян: посыльный, которого он отправил с письмом к Лизе, вернулся, сообщил, что письмецо передал, однако ответа от нее так и не последовало. Алексей нахмурился. Лиза не могла не отреагировать на его послание — она должна была что-то предпринять, но никак не играть в молчанку.