На службе Отечеству

— Да ведь они в первую же секунду, как попадают в тепло, засыпают, возражает Абраменко.

— Ничего, если сообщение интересное, не заснут.

— Попробую, — нерешительно говорит Митрофан Васильевич, направляясь к землянке.

А я выскакиваю из расчищенной от снега ямы и в очередной раз совершаю пробежку, высоко подпрыгивая и стараясь сильнее ударить подошвами о заледеневшую землю. И снова мысли уносят меня в училище. Как хорошо, что нас со всей суворовской суровостью закаляли командиры. С первых дней пребывания в училище мы разучились ходить шагом. На стрельбище, до которого без малого восемь километров, бегом, обратно — тоже, да притом в полном боевом снаряжении и частенько в противогазах. Зимой при сорокаградусном морозе регулярно совершали форсированные марши на лыжах. В зимнем лагере с утра до вечера в поле, даже ночевали в снежных окопах или в шалашах из еловых веток.

И вот теперь все пригодилось: судя по страданиям подчиненных, мне было не так тяжело в эту декабрьскую ночь на Лысой горе, я смог позволить себе отказаться от удовольствия погреться в землянке.

На рассвете меня разыскал Санькин:

— Товарищ комроты! На завтрак пшенная каша с мясом. Когда разрешите раздать?

— Немедленно, — распорядился я, — и накормить досыта: день предстоит трудный.

— По две порции на каждого получил, — успокоил старшина, — за ужин и завтрак, да еще и наркомовские на каждую душу, пьющую и непьющую.

Со всех сторон к термосам повалили люди. Получив свою порцию каши и водки, каждый спешит поскорее проглотить их в надежде хоть немного согреться.

— Тебе, Бочков, порцию надо на два раза разделить, а то захмелеешь, с серьезным видом говорит Малышко своему другу, который, перекрестившись, собрался плеснуть водку в широко раскрытый рот.

Такое пожелание богатырю Бочкову вызывает хохот.

— Ну чего ржете, черти? — возмущается Бочков. — Тут ума не приложишь, как этой капелюхой язык смочить. — И осторожно слизывает водку из крышки котелка, что вызывает новый взрыв смеха.

Сердце радуется, видя, как оживились бойцы. И трудно было поверить, что они не спали две ночи, насквозь промокшие, набегались, промерзли до костей. Близится час боя, а они находят в себе силы шутить!

* * *

Мороз и ветер к утру усилились. Снегопад замел все дороги и тропинки редкостное явление для Крыма. В землянку капитана Николаенко набилось столько народа, что мне чудом удалось втиснуться. Комбат объявил, что на рассвете наступление возобновится. Командир отряда майор Андреев[18] приказал 716-му стрелковому полку майора Калинина наступать севернее Симферопольского шоссе. Нашему, 633-му — вдоль дороги на Старый Крым, 251-й горнострелковый полк должен был расширить захваченный-плацдарм в юго-западном направлении до Коктебеля.

Николаенко подчеркнул, что от того, насколько быстро продвинутся части передового отряда, зависит дальнейший успех операции. И в заключение сообщил, что батальоны капитанов Бужинского и Мартынова будут взаимодействовать с 716-м стрелковым полком при взятии населенных пунктов, лежащих вдоль Симферопольского шоссе и севернее его, а наш батальон, наступая на Старый Крым южнее шоссе, должен следить, чтобы фашисты не прорвались в тыл на стыке между нашим и 251-м горнострелковым полком.

Наступление возобновилось на рассвете. Едва бойцы попытались начать спуск, как их подхватило и с нарастающей скоростью понесло вниз. Только чудом они смогли за что-то зацепиться и приостановить падение. Спускаться по обрывистым склонам обледеневшей горы оказалось труднее, чем подниматься.

Командиры взводов приказали саперными лопатками вырубать подобие лестниц. Однако это могло надолго затянуть спуск. Первым нашел выход Терешин. Он схватил большую саперную лопату, сел на нее верхом и, тормозя ногами, скоро был внизу. Бойцы последовали его примеру, а те, кому не досталось ни большой лопаты, ни лома, воспользовались малой саперной лопаткой, острие которой послужило неплохим тормозом. Однако без синяков и шишек не обошлось.

Вот наконец мы у подножия проклятой горы. Видимость плохая: снегопад не стихает, ориентиров никаких. Указываю командирам взводов азимуты движения. Уверен, что до крупного населенного пункта, который растянулся вдоль дороги на Коктебель, мы не встретим ни одного фашиста. При мысли, что они, забаррикадировавшись в своих норах, сидят в тепле и блаженствуют, возникло такое нестерпимое желание поскорее выкурить их на мороз, что-ноги помимо воли понесли меня вперед, вслед за дозорами. Посиневший от холода Митрофан Васильевич вприпрыжку поспешает за мной, хрипит простуженным голосом:

— Командир! Куда тебя несет нечистая сила? Не зарывайся. Помнишь, что говорил Чапаев? Где должен быть командир, когда обстановка неясна?

Я молча ускоряю шаг. А когда щеки политрука порозовели, останавливаюсь и, не удержавшись от смеха, говорю:

— Прав был Василий Иванович, дорогой вы наш политический руководитель, командиру никогда не следует соваться поперед батьки. И раз вы, я вижу, уже оттаяли, так теперь можно и приотстать немного.

Отдуваясь и вытирая шапкой лоб, Абраменко рассмеялся: