— По имеющимся у нас данным, у немцев здесь не такие уж крупные силы, да и в инженерном отношении она оборудована слабее, нежели подступы к Лопатино. Одним полком прорываем здесь оборону и дальше — на Еремино, зависая с запада над Лопатине. Немцы напуганы окружением, начнут перебрасывать к Еремино силы и средства, тогда-то остальными силами и ударить по противнику с фронта.
— Так, так, — протянул Даниловский, — значит, с фланга. В этом что-то есть. Как твое мнение, Федор Федорович?
— На этом участке мы не пробовали еще прорывать, Федор Семенович, после небольшой паузы произнес подполковник Абашев. — Все больше штурмовали Лопатило. Думаю, что в создавшихся условиях в предложении майора Румянцева рациональное зерно есть. Этот вариант стоит продумать, взвесить.
В это время распахнулась дверь землянки.
— Вот вы где, — донесся из дверного проема голос.
— На ловца и зверь бежит, — обрадованно улыбнулся полковник Даниловский. — Легок ты на помине, Петр Григорьевич. Хотел за тобой уже посылать, а ты сам пришел. На расстоянии угадываешь мысли, что ли?
— Какое там — на расстоянии. Еле отбился от телефонных звонков. Сверху все теребят: взяли Лопатиное? Будь оно неладно! Тебя и Федора Федоровича все добиваются, а дежурный в ответ: "Убыли в полки". Мне-то он сразу сказал, где находитесь, я и решил заглянуть сюда.
— Проходи, Петр Григорьевич, проходи. Кажется, операторы нашли зацепку, как перехитрить фрица и взять это самое Лопатино.
Начальник политотдела присел на ящик из-под снарядов, вытер ладонью лицо. Федор Семенович Даниловский изложил суть предложения.
— Заманчиво, — отозвался Петр Григорьевич Жеваго. — Я обеими руками "за". Кого будем готовить к прорыву?
— 862-й Кожевникова. Полк имеет меньше других потерь. Да и не успел отличиться в этом наступлении.
— Все это верно, — подал голос подполковник Абашев. — Но как бы Кожевников дров не наломал. Может, доверим Красовскому? Николай Викторович десять раз отмерит, но, уж будьте спокойны, отрежет точно.
— Майор Кожевников горяч, — обернулся к Федору Федоровичу начальник политотдела. — А мы на что? Давайте его обкатывать, учить, воспитывать, не будем же до самого Берлина во втором эшелоне держать. Да и человек для этого дела нужен с огоньком.
Петр Григорьевич помолчал, отхлебнул из предложенной кружки глоток уже остывшего чая и продолжил:
— Доверим Кожевникову прорыв. Я только что был у него, порадовался людям. Злы как черти, на месте топтаться не хотят, рвутся в бой. В этом усматриваю работу командира, его штаба, политработников. Кстати, замполит у Кожевникова Кузьма Иванович Кузнецов — человек уравновешенный. Думаю, что они дополняют друг друга.
Отведенное на подготовку документов время пролетело быстро. Майор Румянцев с готовыми бумагами отправился к начальнику штаба. Мы с Петром Герасимовым тоже вышли из землянки. Передний край молчал. Лишь время от времени то с нашей, то с немецкой стороны взлетали ракеты да стучали дежурные пулеметы.
— Угомонился, — кивнул в сторону противника Герасимов после небольшой паузы. — Целый день палил.
— Какой там день! Считай, с двадцать первого беспрерывный грохот с его и нашей стороны — думал, перепонки полопаются. Особенно двадцать второго, когда фашистские самолеты нас утюжили.
— Ничего, выдержал и еще выдержишь. Человек, он ко всему привыкает. Все хочу спросить, Алтунин, не тянет к людям?
— Угадал, тянет, да еще и как! Ну что я у вас, как тот прилепок. Чувствую, не здесь мое место.
— Не скажи, у нас многому можно поучиться. Даниловский, Абашев, Румянцев, начальники служб дивизии — люди знающие. С ними побыть месячишко-другой — что твои высшие курсы окончить. С той лишь разницей, что тут все на практике. Как любит говорить наш Румянцев: на острие ножа опыт обретаем.
— Это-то да. Сегодняшний разговор надолго запомнится. Школа, еще и какая школа! Мне раньше казалось, что на фронте легко командиру полка, а уж про комдива и штабных офицеров нечего и говорить. Не то что нам, ротным и взводным, денно и нощно приходится пахать передовую. Теперь понял: у них своя передовая, да еще и похлеще нашей. Все больше головой работать надо, а не горлом. И прежде чем там мы крикнем: "В атаку — вперед!" или "За Родину — вперед!", они не раз за нас подумают, взвесят, что из нашего этого крика получится. Вот какие дела-то.
Наш разговор прервал майор Румянцев:
— Никак, на судьбу сетуете? Ну-ну, поплачьтесь в рукав. — И чуть тише: — Понимаю вас, ребята.
Петр Васильевич вздохнул, махнул рукой и пошел к землянке.
— Несколько рапортов писал, — кивнул ему вслед Герасимов, — с просьбой отпустить со штабной работы. Обещают, но все тянут.
В это время левее Лопатине взметнулась вверх серия разноцветных ракет. За ней — вторая, третья. Оттуда донеслось глухое урчание пулеметной и автоматной перестрелки. Вслед за этим громыхнули фашистские батареи. В ответ ударили наши. Началась артиллерийская дуэль, в которую все больше и больше включалось огневых средств с той и другой стороны. Небо засветилось синеватыми пунктирами трассирующих пуль.
— Майор Кожевников пошел.
— Да, по времени он.