На службе Отечеству

Строевым шагом подхожу к полковнику, представляюсь. Полковник подробно расспрашивает о батальоне, о капитане Тонконоженко, заставляет повторить рассказ о бое, в котором роту отрезали от батальона. На вопрос полковника, по какому маршруту намеревался следовать капитан Тонконоженко, называю несколько населенных пунктов и район сбора в лесу севернее озера Каспля, где впоследствии батальона не оказалось. По расспросам я понял, что батальон наш еще не прибыл и о его судьбе полковнику ничего не известно. Получив ответ на все интересующие вопросы, полковник сказал:

— Ну, показывайте своих орлов! — и стремительно направился к выходу. Вслед за нами вышли и остальные собеседники полковника.

Увидев начальство, Воронов подает команду "Смирно, равнение на середину!" и становится на правый фланг, приложив руку к каске. Полковник, выйдя на середину, громко приветствует:

— Здравствуйте, товарищи!

Услышав дружное и бодрое ответное "здравствуйте…", он улыбается и, подав команду "Вольно", медленно обходит строй, пристально вглядываясь в лица бойцов и командиров. Зная от меня о подвигах Воронова, полковник, подойдя к нему, спрашивает:

— Воронов?

— Так точно, товарищ полковник, Воронов.

Лейтенант, как всегда, невозмутим. Полковник протягивает ему руку. Впервые замечаю на лице своего невозмутимого взводного краску смущения.

— Старшина товарищ Охрименко! — рапортует наш бравый Николай Федорович, выпячивая колесом грудь. От смущения оп назвал себя в третьем лице.

Полковник, оглядывая крупную фигуру старшины, ласково похлопывает его ладонью по плечу.

— Раны серьезные? — поинтересовался полковник, поравнявшись с Сероштаном.

— Совсем несерьезные, товарищ полковник, — пренебрежительно отмахивается Василь. — Так себе, царапины…

— Немедленно накормить, — приказывает полковник интенданту. — Всех раненых внимательно осмотреть в медсанбате и, если необходимо, направить на лечение… Ведите, лейтенант, свою роту, размещайтесь. Место вам укажет комендант штаба.

Командую "Направо" и, следуя указаниям лейтенанта, которого перед этим видел в комнате за картой, веду свой отряд к коменданту штаба. По дороге спрашиваю, кто этот полковник, который с нами беседовал.

— Заместитель командира дивизии полковник Бурч, — нехотя отвечает лейтенант, всем своим видом показывая, что он не намерен вступать в разговор со случайным знакомым.

Молча дошагали до комендантской роты, так же молча разошлись. Комендант штаба, высокий, сухощавый старший лейтенант, ведет нас на другой конец улицы и показывает на большой деревянный дом в пять окон:

— Размещайтесь здесь. Продпаек получите у старшины комендантской роты.

В сенях меня и Охрименко приветливо встречает молодая женщина.

— Мама, к нам красноармейцы на постой! — кричит она, приоткрыв дверь.

Мы входим в комнату. На деревянной лавке у стола сидит крупная худая старуха и перебирает гречневую крупу. Уцепившийся за складки ее широкой юбки малыш с любопытством разглядывает нас.

— Здравствуйте, — ласково отвечает на наше приветствие хозяйка. Проходите, соколики, проходите в избу. Сколько же вас будет?

— Девятнадцать, мамо, девятнадцать едоков у нас, — бодро отвечает Охрименко.

— Дак где ж мы вас разместим всех, соколики? — пугается старуха. — Тут и половина не поместится.

Я успокаиваю старую хозяйку, заявив, что мы, с ее позволения, спать будем в сарае. Такой вариант, видимо, старуху вполне устраивал, она сгребла со стола крупу и засуетилась, приказав молодайке тащить из погреба молоко, чтобы угостить "соколиков". Выпив по кружке молока с хлебом, мы стали устраиваться на ночлег, а Охрименко поспешил за продуктами в комендантскую роту. Натаскав в сарай свежескошенной травы, впервые за дни скитаний устраиваем для себя сравнительно уютный ночлег.