На службе Отечеству

Председатель распорядился запрячь две повозки и тепло распрощался с нами, пожелав скорейшего выздоровления.

В Дорогобуж мы въехали уже под вечер. Он чем-то напомнил мне Калачинск — районный центр Омской области: такие же одноэтажные деревянные дома под железной крышей, немощеные пыльные улицы, водоразборные колонки.

После долгих расспросов отыскали госпиталь. Как и следовало ожидать, машина за нами еще не вышла: начальник госпиталя приказал ждать темноты. Обрадованная Катя суетится вокруг нас, виновато приговаривает:

— Вот хорошо! Вот молодцы, что добрались!

Врачи быстро обработали наши раны, и с наступлением темноты нас увезли за город, где стоял готовый к отправке санитарный поезд.

* * *

Под мерный перестук колес погружаюсь в какой-то кошмарный полусон. Снятся "юнкерсы", с воем пикирующие прямо на меня. Голова раскалывается от боли.

Продвигаемся медленно. Поезд простаивает на запасных путях: пропускает на фронт эшелоны или выжидает, когда восстановят разрушенный путь. На окраине какого-то города нас выгрузили из вагонов и на санитарных машинах привезли в одноэтажную районную больницу, утопавшую в зелени густо разросшихся лип. Нам дали возможность умыться и поменяли белье. Впервые за последний месяц сплю на мягкой постели с белыми хрустящими простынями, ощущаю непередаваемое блаженство. Еще более благотворно влияет тишина, от которой отвык. Ее нарушает лишь хлопанье дверей да стоны раненых. Врачи и сестры ходят бесшумно, разговаривают вполголоса. Было так хорошо, что головная боль стала меньше беспокоить. Хотелось подольше побыть в этом раю. Однако состояние раны вызвало тревогу у главного врача больницы, хрупкого на вид старичка в пенсне. Он объяснил, что необходимо вмешательство специалиста — нейрохирурга, а такого в больнице нет. Поэтому меня решили немедленно отправить в госпиталь. Очень не хотелось покидать тихое уютное местечко.

— Доктор, — обращаюсь я к старичку, — не изгоняйте меня, пожалуйста, из рая. Вы же опытный врач.

— Дорогой юноша, — старик с доброй усмешкой склоняется "о мне, мудрые люди справедливо утверждают, что перочинный ножик в руках искусного хирурга лучше, чем острейший скальпель в руках терапевта. Не будем рисковать: пусть вас обследует нейрохирург.

— Скажите, доктор, положа руку на сердце: могу я надеяться на скорое возвращение на фронт?

Посмотрев на меня долгим взглядом, старик снял пенсне, тщательно протер стекла полой халата и отрицательно покачал головой:

— Нет, юноша. У вас затронута черепная коробка. Придется, как выражаются инженеры, встать на капитальный ремонт.

Поздним вечером меня и нескольких других раненых погрузили в санитарный поезд. Теплым августовским утром я, поддерживаемый сопровождавшей нас медсестрой, осторожно спустился на перрон. На фронтоне двухэтажного вокзала прочитал: "Тула". Так судьба занесла меня в город, название которого ассоциировалось с недавно прочитанной повестью Лескова.

Прильнув к окошку автобуса, с интересом всматриваюсь в прилегающую к вокзалу длинную улицу. Она кажется узкой из-за трамвайных путей, проложенных посреди нее. По сторонам тянутся вросшие в землю домишки, построенные, казалось, во времена Левши.

Когда автобус свернул на широкую асфальтированную улицу, замелькали двух- и трехэтажные кирпичные здания, тоже старинной постройки.

Миновали памятник Владимиру Ильичу, повернули направо и выехали на прямую как стрела улицу, которая, судя по кинотеатрам и магазинам, была главной. Позднее я узнал, что это — улица Коммунаров. Почти в конце ее располагались корпуса новой городской больницы, превращенной в госпиталь.

Раненым предстояло пройти через санпропускник. В раздевалке шумно. Санитарки спокойно и споро помогают раненым раздеваться. Мужчины в годах, привычные к женским рукам, жмурятся от удовольствия. Молодежь встречает женскую заботу смущенно, пытаясь скрыть это за неестественным оживлением. Слышатся смех, шутки.

— Тиша! — кричат щуплому светловолосому бойцу с забинтованной ногой, который, отчаянно краснея, не позволяет молоденькой санитарке стянуть с него кальсоны. — Не поддавайся! А то она по неопытности чего-нибудь второпях оторвет у тебя. С чем же ты к невесте явишься?

Под раскатистый хохот окружающих девушка смущенно отступает и, чуть не плача, зовет:

— Марь Петровна! Раненый не хочет раздеваться! Брыкается, как норовистый конь.

На помощь спешит высокая крутобедрая женщина с добрым круглым лицом и светлыми глазами. Поглаживая бойца по взъерошенным волосам, она укоризненно говорит:

— Ну что ты, сынок, развоевался с девушкой? Она ведь помочь тебе хочет.

— Я сам, — оправдывается паренек. — Без няньки обойдусь.

— Да как же ты сам? — ласково возражает женщина. — Не сумеешь, как ни старайся: шина мешает, ногу согнуть не можешь.

Женщина сильными руками легко отводит руки раненого и ловко стаскивает с него кальсоны. Боец испуганно прикрывается ладонями и низко опускает голову.

— Караул! Раздевают! — слышится насмешливый возглас с соседних носилок.