На службе Отечеству

— Докладывайте, лейтенант! — Старший политрук с интересом оглядел горбоносое загорелое лицо Гаврилова.

— Так вот, товарищ комиссар, — откашливаясь, начал Гаврилов, — с одного предприятия нас посетила делегация — женская бригада Клавдии Ведерниковой. Подарки принесли, рассказали о работе. Мы рассказали о себе. В общем, познакомились. Каждую свободную минуту они нас навещали. Словом, полюбили мы, товарищ комиссар. Не знаю, как они, — кивнул Гаврилов на своих товарищей, — а я, как только выйду из госпиталя, женюсь.

Лейтенанты дружно поддержали это заявление, подтвердив, что они тоже имеют самые серьезные намерения.

— Вы в сторону уклоняетесь, — сухо заметил старший политрук. Доложите, почему ваши товарищи оказались вне стен госпиталя?

— Так вот, товарищ комиссар, я и подхожу к этому, — спокойно продолжал Леня Гаврилов. — Бригаде, в которой трудится моя невеста Даша, за ударную работу дали премию. Мы и решили поздравить девушек…

— Кто это "мы"? Докладывайте конкретно.

— Я и лейтенанты Савинов, Нилов и Тиунов. — Гаврилов бросает виноватый взгляд на остальных, словно оправдываясь: ничего, мол, не поделаешь, врать нельзя.

— А почему же дежурная докладывает только о Нилове и Тиунове? удивился комиссар. — Почему вы и Савиноп оказались в палате, а ваши товарищи — на улице?

— Слабая физподготовка подвела, — с нескрываемой досадой ответил Гаврилов, глубоко вздохнув. — Никогда не забуду бывшего своего учителя лейтенанта Колодкина. Гонял он нас до седьмого пота на турнике, брусьях, через "коня", по канату и при этом всегда поучал: "Запомните, курсанты, тот, кто успешно оседлает все эти снаряды, может рассчитывать на успех в любом деле, требующем силы и ловкости". Мои товарищи убедительно подтвердили вчера справедливость слов нашего командира. Им надо было всего-навсего подняться по канату на третий этаж. Да задача оказалась не под силу.

— А вам, выходит, под силу? — недоверчиво спросил комиссар, погладывая на загипсованную ногу лейтенанта.

— А мне вот удалось, — скромно подтвердил Гаврилов.

— Ну вот что, товарищи лейтенанты, — комиссар встает со стула и медленно прохаживается мимо застывших возмутителей спокойствия, благодарите судьбу, что никто из вас не пострадал в ходе вашей "операции по налаживанию культурных связей". Пока ограничусь предупреждением, но, если подобное повторится, будут приняты самые строгие меры. Вам лечиться надо, а не о свиданиях думать. Все, прошу запомнить это предупреждение.

После этого инцидента за нашей палатой был установлен строжайший контроль.

Спустя несколько дней я распрощался с товарищами: меня отправили долечиваться в Сочи.

Город поразил меня не только пышной субтропической растительностью, но и великолепнейшими дворцами-санаториями, в которых разместились госпитали.

Был сентябрь, а в Сочи не ощущалось никаких признаков осени…

Заботливый уход, а главное, чудесная природа и живительный воздух ускорили выздоровление. От раны на руке осталось одно воспоминание, да я головные боли все меньше и меньше давали о себе знать. Я совершал длительные прогулки и чувствовал себя совсем здоровым.

На очередном осмотре пожилой и весьма опытный доктор Никодим Степанович ободряюще сказал:

— Ну вот, молодой человек, можно и повязку снять. Пусть вашу голову ветерком обдует.

— Значит, могу рассчитывать, что теперь пошлете меня на комиссию?

— Через недельку, через недельку, не раньше. — Никодим Степанович похлопывает меня по плечу.

"Неделька! — обрадовался я. — Всего неделька, а там можно проситься на фронт".

Молодости свойствен оптимизм. Воображение часто рисовало, как измотанные фашистские войска поворачивают вспять под ударами Красной Армии. Радовали и газетные сообщения, особенно весть о сокрушительном разгроме фашистских войск под Ельней. Но еще больше воодушевил меня доклад комиссара госпиталя о положении на фронтах и о наиболее важных событиях в стране и в международных отношениях. Комиссар еженедельно выступал с такими докладами.

Когда я в первый раз пришел в клуб, передо мной открылась удивительная картина: в зрительном зале полным-полно народу, даже на авансцене носилки с ранеными, которые не могли самостоятельно передвигаться. Они лежат тихо, не поднимая головы. Вот на трибуне появился высокий, аскетического вида старший политрук, и раненые задвигались. Взгляды всех устремились на трибуну.

— Товарищи! — воскликнул старший политрук, голос у него резкий, скрипучий. — Начиная войну против Советского Союза, бесноватый фюрер и его генералы хвастливо трубили на весь мир, что их войска будут в Москве через две-три недели! Они рассчитывали завершить свой разбойничий поход на Страну Советов так же молниеносно, как военные кампании в Западной Европе. Выдержав паузу, комиссар спросил, обращаясь в зал: — Какое сегодня число?

— Шестнадцатое сентября! — отозвались из зала.

— Так вот, уже не две-три, а целых одиннадцать недель с хвостиком промелькнуло, а Москву фашистские изверги не могут увидеть даже в телескоп.