28 июня 1942 года немцы перешли в общее наступление на Брянском фронте. Тяжелые бои начались у наших соседей — 16-го танкового корпуса под командованием генерала Павелкина, затем в бой вступили и мы. Фронтовое командование поставило задачу перед танковыми корпусами — уничтожить противника в междуречье Кшень и Тим. Мощной атакой нам удалось смять немцев и оттеснить их километров на пять. Дальше двигаться было невозможно: немецкое командование бросило в бой крупные наземные и воздушные силы, которые держало до сих пор в резерве. Зарывшись в землю, мы отражали одну атаку за другой. Особенно беспокоила нас вражеская авиация. Целые стаи, в полном смысле этого слова, «мессершмиттов» и «юнкерсов» ходили над нашими головами. Атаку авиации отражала зенитная батарея 37-миллиметровых пушек 1-й гвардейской танковой бригады, стоявшая позади нашей батареи на ржаном поле. А вот наших самолетов, к сожалению, не было видно в воздухе. От бомбардировок 1-й танковый корпус нес большие потери.
В эти дни Катуков вынужден был обратиться к командующему 13-й армией генерал-майору Пухову с просьбой обеспечить воздушное прикрытие корпуса: «Выделенных для обеспечения операции корпуса 10 истребителей и 10 бомбардировщиков явно недостаточно, так как со стороны противника в воздухе над районом расположения корпуса появляются одновременно свыше 50 самолетов противника. Прошу Вашего ходатайства перед командующим войсками Брянского фронта об усилении прикрытия корпуса с воздуха».[3]
30 июня в бой вступили танкисты 1-й гвардейской танковой бригады в районе Бараново — Евлановка. Их поддерживал батальон мотострелков. Бой разыгрался нешуточный. На этот участок немцы бросили до десятка танков и более батальона пехоты.
Со своего наблюдательного пункта я внимательно следил за действиями противника. Сначала показались танки, за ними по ржаному полю в полный рост шли цепи пехоты. Шли как на параде, рукава гимнастерок закатаны по локоть, в зубах — сигареты, автоматы прижаты к животу. Периодически солдаты открывали огонь, даже без бинокля было видно, как из стволов вылетали светлячки пламени.
Неожиданно позади цепей вражеской пехоты галопом вылетела 75-миллиметровая батарея на конной тяге и прямо на поле стала разворачиваться для стрельбы прямой наводкой. Я жду приказа командира дивизиона на открытие огня. Вересов молчит. Зато позвонил Мироненко. Надо сказать, что в дальнейшем боем всегда руководил не командир дивизиона, а начальник штаба. Мироненко твердой рукой держал дивизион, он любил артиллерию, к тому же превосходно стрелял. Мы учились у него выдержке, умению определить цель и тут же поразить ее.
Я готов был открыть огонь по вражеской батарее, но Мироненко осадил меня, сказав, что ее расстреляет Власенко. И действительно, ухнула 3-я батарея. Немцы не успели установить свои пушки, как по ним был открыт беглый огонь. Что там от них осталось, трудно было разглядеть. Все внимание мы сосредоточили на приближающихся немецких танках. Их встретила 1-я батарея Вилли Хацкевича.
Мироненко в этом бою показал, что он стоящий артиллерист. Цели выбирал, пользуясь каким-то своим особым чутьем, по их важности, то есть опасности, которую они представляли для нас. Немецкая атака на время захлебнулась. Видно было, как на поле черными кострами пылали три вражеских танка, два других — с развороченными бортами — уткнулись хоботами пушек в горячую землю. Бой возобновился, отчаянный ближний бой!
В дело вступила моя батарея. Последовал короткий подбадривающий звонок Мироненко:
— Петя, на тебя смотрит вся Россия! Не осрамись!
Я, конечно, понимал, что от моей батареи во многом будет зависеть исход боя. Россию, может, и не спасу, но мои пушкари, которых я чему-то все же научил, сумеют постоять за себя. Быстро оценив сложившуюся обстановку, я понял, что для пехоты и для нас, артиллеристов, представляет опасность появившаяся на переднем крае шестиорудийная батарея противника, которую засекли наши разведчики. Это на данный момент моя главная цель. Подаю команду: «Батарея, к бою! Залп!» Ловлю в бинокль четыре воздушных взрыва.
По правилам стрельбы, пристрелочный огонь по цели следует вести одним орудием по одному снаряду, постепенно приближая разрывы к цели, беря ее в «вилку», а на поражение идет стрельба всей батареей, четырьмя орудиями. В ходе боя стреляют и соседние батареи, поэтому трудно определить, кто бьет по этой цели. Я уже приспособился стрелять на поражение всей батареей без пристрелки.
На этот раз быстро «ухватил» свои разрывы, ввел все же некоторые поправки и перешел на поражение цели беглым огнем. Первые же залпы взметнули в воздух фонтаны черной, жирной земли и огня, поражая врага. Вскоре три орудия были уничтожены, два повреждены, и только одно немцам удалось с большим трудом увезти за бугор.