На службе у бога войны. В прицеле черный крест

Километрах в трех-четырех от Жерновки нашему взору предстала такая картина: ЗИС-тягач оказался в грязи по самые оси, отцепленная пушка приведена в боевое положение, рядом с ней стоял наводчик Богатырев с двумя противотанковыми гранатами в руках, а весь расчет с остервенением пытался вытащить застрявшую машину.

Разбираться, что тут произошло, не было времени, и так все ясно. Приказал сержанту Пампейну вытаскивать застрявшую машину с помощью нашего ЗИСа, а сам отправился на разведку. Я опасался, что гитлеровцы начнут наступление, тогда нас прихлопнут в этой трясине, как навозных жуков. Пройдя не более сотни метров от дороги, наткнулся на окопы. Здесь, видимо, вчера шел тяжелый бой. Вокруг разбросаны солдатские каски, противогазы, винтовки и патроны. В окопах — трупы погибших солдат. В ходе поспешного отступления наших частей их так и не успели похоронить. В воздухе стоял сладковато-приторный запах разлагающихся человеческих тел. На бруствере одного из окопов я увидел сложенный из расстрелянных гильз крест. Понял, что солдат, который защищал этот кусочек нашей земли, был верующим человеком. Чувствуя, что ему отсюда уже не выбраться, он вспомнил о боге.

Я уже говорил, что в ходе войны не раз приходилось наблюдать, как в критические минуты солдаты обращались к Всевышнему. Как ни сильна была в стране антирелигиозная пропаганда, какие бы репрессии ни обрушивались на людей, власти так и не сумели вытравить из человеческого сознания старые традиции. Невольно вспомнился Ленинградский фронт, бои под Мгой. Тогда моя батарея потеряла половину личного состава, все орудия и средства тяги. Оставшейся в живых ездовой первого орудия солдат Тимофеев, мой земляк, ленинградец, рассказывал, что выжил лишь потому, что молился Богу. Стрелял и молился. Мне тогда не хотелось разубеждать солдата: на войне каждый верит в свою звезду.

Я не знал, остался ли жив этот солдат, сражавшийся у Жерновки и выложивший крест из стреляных патронных гильз. И никто этого никогда не узнает.

Из задумчивости у этого страшного места меня вывел шум моторов. Тут я увидел, как несколько немецких танков подтягивались к дороге. За ними шла пехота. Все это происходило на расстоянии не более двух километров. Оставив свою наблюдательную позицию, я бегом помчался к машинам. Батарейцы уже вытащили из грязи застрявший ЗИС и цепляли к нему пушку. На ходу объясняю Пампейну: если сейчас не уберемся с этого места, немецкие танки расстреляют нас в мгновение ока.

Взревели моторы, и машины на бешеной скорости понеслись по дороге, разбрасывая налипшую грязь. Нам надо было проскочить открытое пространство и спрятаться за бугор. Наше спасение — в быстроте действий, скорости и… нахальстве. Став на подножку первой машины, я крикнул шоферу: «Выжимай из своей клячи все лошадиные силы!» Набрав приличную скорость, мы резко повернули за бугор, в складках местности было наше спасение. Но на подъеме немцы все же заметили нас и из танковых орудий выпустили несколько снарядов, которые разорвались позади. Оглядываюсь назад и вижу — второй ЗИС с подскакивающей на ухабах пушкой резво бежит следом за нами. Ну, слава Богу! Петляя по лощинам и оврагам, мы благополучно добрались до расположения своей батареи.

Несколько позже, когда батарея в полном составе готова была встретить огнем противника, я узнал, что же произошло с орудием Пампейна. Сержант, укладывая горкой снаряды, неторопливо рассказывал: «Оставшись на позиции, наше орудие почти в упор расстреливало немцев. Их цепь мы положили метрах в двухстах от пушки. Атака приостановилась. Воспользовавшись затишьем, быстро прицепили пушку к тягачу и стали уносить ноги. Впереди на дороге показалась большая лужа, объехать которую не было никакой возможности. В ней мы и застряли. Проклиная весь белый свет, пытались выбраться на сушу, но ни одна из попыток успеха не имела: машина все глубже уходила в зловонную жижу. При появлении противника решено было подорвать гранатами пушку и машину, самим же выбираться кто как может».

Только теперь я понял, почему наводчик Богатырев стоял у пушки с гранатами в руках. Это ему поручалась ответственная миссия. Хорошо, что вовремя подоспела наша помощь и моим батарейцам не пришлось уничтожать материальную часть своими руками.

Вот тут мои ребята и проявили так необходимую иногда взаимовыручку. Взаимовыручка и помощь стали законом не только в бою, но и в повседневной жизни. И это при том, что люди у меня на батарее были разные, в том числе и с подмоченной репутацией. Иными словами, осужденные за различные провинности.