Воинскую службу никто не отменял, полк жил по законам мирного времени, но по уставам, принятым в Красной армии. Чтобы поддерживать соответствующий уровень боеготовности и дисциплины, командование гвардейских минометных частей (ГМЧ) решило провести смотр своих полков. Начальник штаба 41-го минометного полка подполковник Пинскер уведомил меня:
— 1-й дивизион на смотре пойдет первым, на него будет равняться весь полк. Так что, Демидов, надо постараться, чтобы не ударить в грязь лицом перед генералом Шамшиным.
Времени для подготовки к строевому смотру не оставалось совсем, но дивизион я сразу же привел в движение. Солдаты стриглись, мылись, стирали обмундирование, наводили блеск на сапогах. Удалось даже провести несколько занятий по строевой подготовке.
В назначенный день на лесную поляну недалеко от нашего городка были выведены все полки резерва Главнокомандования PC. Построена деревянная трибуна, с которой нас будет обозревать высокое начальство и потом давать оценку каждому полку.
Наконец построение закончено. На правом фланге нашего полка стоял полковник Пуховкин и «ел глазами начальство». На трибуну поднялся командующий ГМЧ генерал-лейтенант Шамшин. В своей приветственной речи он напомнил об исторической победе советского народа в Великой Отечественной войне и роли реактивной артиллерии в разгроме крупных группировок вермахта на всех фронтах.
И вот начался смотр. Мой дивизион старался, как мог, печатать шаг, но все же я чувствовал, что батареи прошли плохо. Да и могло ли быть лучше: во-первых, некогда было готовиться, во-вторых; какая могла быть выправка у солдата, которого только что призвали в армию? Но в батареях были еще и такие солдаты, которые давно выслужили свой срок и за их плечами по шесть десятков лет. Такая картина наблюдалась не только в 41-м гвардейском минометном полку, но и в других таких же полках.
И все же я остался доволен — не самим смотром, своего рода показухой, а тем, что в 312-м полку, который принимал участие в этом параде, увидел своего товарища, тоже выпускника Ленинградского артиллерийского училища, Мишу Рякимова. Он шел рядом со своим командиром, гордо подняв голову и лихо выбрасывая вперед длинные ноги. Значит, жив курилка. После смотра разыскал его. Ну как не обрадоваться такой встрече?
Обнялись, расцеловались, договорились о новой встрече. Рякимов спешил, и я успел лишь узнать, что войну он закончил начальником штаба полка. Теперь нас трое «эрэсовцев» — Юра Гиленков, Миша Рякимов и я.
На следующий день, отдав необходимые распоряжения по дивизиону, я уехал в 312-й полк к Рякимову. Миша встретил меня радушно, пригласил в свою штабную машину. За рюмочкой хорошего трофейного вина мы изливали друг другу свои души. Ведь не виделись все четыре года после выпуска из училища. Пока Миша рассказывал о своих фронтовых буднях, в походное жилище постучался его приятель, командир дивизиона. Рякимов сразу же представил вошедшего майора:
— Знакомься, Петя, мой лучший друг Владимир Казаков.
Я встал, протянул руку, офицер улыбнулся и в ответ подал мне руку. Он сразу же сообразил, что у нас приятельский разговор, выпил рюмку вина и сказал:
— Зайду попозже.
Когда за Казаковым закрылась дверь. Рякимов спросил:
— Ты знаешь, с кем познакомился?
— С майором Казаковым, — ответил я, — командиром дивизиона.
— Правильно, — подтвердил Миша, — только этот майор — сын генерал-полковника Казакова, командующего артиллерией 1-го Белорусского фронта. Хороший офицер, за папину спину никогда не прятался, воевал не хуже других, имеет награды, а вот, поступая в артиллерийскую академию, спасовал, говорит, за годы войны все позабыл, даже школьную программу.
— Ничего, ему папа поможет, — возразил я. — С протекцией такого родителя куда угодно можно поступить.
— Все верно, — согласился Рякимов, — только генерал Казаков — не из тех, кто на это пойдет. Таких сейчас мало.
Мы поговорили о майоре Казакове, об офицерах, выпускниках нашего училища, остались довольны встречей. Договорились: в следующий раз пригласить и Юру Гиленкова, который продолжал служить в танковой армии Катукова.
Наш полк перебрасывали с одного места на другое, пока мы не обосновались в небольшом городке Зальцведель. Нам были предоставлены бывшие немецкие казармы, где жилищные условия были значительно лучше и комфортнее, чем в палаточном городке. Мой новый ординарец Николай Титаренко раздобыл где-то мотоцикл и велосипед, что позволяло иногда совершать прогулки в другие районы города или в лес. Мотоцикл, кстати, мог развивать приличную скорость, и я в часы отдыха садился на него и, выжимая из машины все лошадиные силы, птицей летел по шоссе. В общем, лихачил. Во мне говорили тогда молодость, бесшабашность, презрение ко всякой опасности. Как-то остановил меня хирург госпиталя, размещавшегося напротив наших казарм, майор Вихров и зло пошутил:
— Когда же ты, Демидов, свернешь себе шею и попадешь ко мне на операционный стол?
— Никогда! — ответил я и умчался дальше.