На службе у бога войны. В прицеле черный крест

Молодые офицеры стали посещать рестораны, знакомились с немками, начались поездки в другие города. Двое друзей даже умудрились махнуть в Париж, где гуляли несколько дней, пока не попали в полицию, которая вернула бузотеров в Германию и передала в руки советского командования.

Сразу же последовал приказ Главкома группы войск в Германии об улучшении дисциплины и принятии строгих мер к нарушителям порядка в армии. Офицеров, не имеющих семьи, переселили в общежития и категорически запретили иметь дело с местным населением. Запретов было много, а любовные похождения продолжались: молодость брала свое.

Свою зарплату (ее стали платить в новых оккупационных марках) офицеры-холостяки спускали в русских коммерческих ресторанах «Москва» и «Нева». Цены там были сверхвысокие, зато можно было заказать любое блюдо и вино, одним словом, отвести душеньку.

Нельзя сказать, что после войны мы в Германии только развлекались. Нет, службу нести тоже не забывали. Наша дивизия была кадрированным соединением. Она имела до 10 % солдат и сержантов, но на 100 % была укомплектована офицерским составом. Техника практически никуда не вывозилась. Так что при необходимости, влив в дивизию рядовой состав, ее можно было быстро развернуть в полнокровное боевое соединение. Порох мы тогда держали сухим.

Домой, в Россию, конечно, тянуло, но мы знали, что жизнь там налаживается с большим трудом. Тяжело было в городе, во сто крат тяжелее в деревне. Все тот же рабский труд, который ничем не обеспечивался. Колхозники получали по сто граммов хлеба за трудодень. Это поменьше, чем в блокадном Ленинграде во время войны. Надежды победителей на лучшую жизнь не оправдались. Террор и репрессии продолжались. Сталин и его окружение свою политику менять не собирались.

Во время краткосрочного отпуска я был в Москве и в рязанской деревне, видел, как живут люди. Но то, что произошло в Белоруссии, меня поразило до глубины души. Из отпуска возвратился мой подчиненный старший лейтенант Козырев. Его рассказ я постараюсь воспроизвести более подробно.

Родственники офицера-отпускника — мать и сестра — жили в маленьком белорусском городке. Козырев добрался до Минска, затем на попутных машинах — до своего родного дома. Четыре года не видел своих близких. Мать, увидев сына, бросилась ему на шею. «А где сестра Вера?» — тут же спросил офицер. С трудом, со слезами на глазах, мать стала объяснять, что сестру арестовали за невыход на работу и отправили на десять лет в тюрьму.

Что же произошло в этой семье?

Сестра Вера и ее подруга, молодые девушки, работали на ремонте железнодорожных путей. Труд адский, даже для мужика тяжелый, а для девушки почти непосильный. Начальник участка предложил девушкам поехать в командировку в Сибирь на полгода. После этого обещал дать «вольную», то есть, расчет потом они могут ехать в другой город.

Через полгода девушки вернулись и стали требовать документы. Мастер оказался подлецом. Он приказал снова выходить на ту же работу. Обманутые девушки в знак протеста отказались выполнять его приказ, считая, что война закончилась и законы военного времени потеряли свою силу. Однако законы действовали, их никто не отменял. Пришла милиция, и молодых работниц арестовали. Состоялся «самый гуманный и справедливый в мире советский суд», вынесший столь суровый приговор.

Отпуск для командира батареи, участника боевых действий, стал сущим кошмаром. Веру надо было выручать из беды. Только как? Козырев посоветовался с юристом. Тот объяснил, что по существующим законам сестру осудили правильно, но по человеческим — это дикость и произвол. Сажать в тюрьму надо было мастера, который ее обманул. Приговор может отменить только председатель Президиума Верховного Совета СССР М. И. Калинин. Он, и только он имеет право помилования. У Козырева тут же возникла мысль: «Надо ехать в Москву, к Калинину».

Приехав в столицу, офицер записался на прием. Людей в приемной, как в муравейнике. Тут весь Советский Союз. Чтобы дождаться своей очереди, пройдет не меньше полугода. Только с помощью взятки в три тысячи рублей бдительной охране Всесоюзного старосты Козырев все же попал на прием вне очереди. Предварительно его долго инструктировали, как вести себя в разговоре с Михаилом Ивановичем, дескать, человек он пожилой, нельзя его утомлять, просьбу надо излагать очень коротко.

Командир батареи рассказывал: