— Дай затянуться, — заныл я. — Дай хоть разочек.
Смилостивилась, сунула мне косячок в зубы. Ах как хорошо! Потом внезапно исчезла…
Герман Исакович явился не один, за ним Абдулла внёс в комнату телевизор с видеоприставкой. Абдуллу он тут же отправил восвояси, мне сказал:
— Кино сейчас посмотрим. Хочешь кино посмотреть, Виктор Николаевич?
— Ещё бы, — радостно отозвался я (час назад Светочка вкатила ещё глюкозы, мир в глазах радужно переливался).
— Триллер любительский, — предупредил Патиссон. — Съёмка некачественная, но сюжет вас заинтересует, надеюсь.
Сюжет был такой. Пожилая пара, мужчина и женщина, вышли из магазина. Прилично, но неброско одетые, на мужчине серый опрятный костюм старинного покроя, на женщине тёмное длинное платье. У мужчины в руке холщовая сумка с покупками. По виду — пенсионеры совкового поколения, но ещё не опустившиеся до помойки. Из тех, кто вечно всем недоволен, чересчур медленно вымирающий электорат. Чёрный камень на пути к рыночной благодати. Именно таких показывает телевидение, когда они по праздникам собираются на свои потешные маёвки и, сотрясая воздух худыми кулачками, требуют какой-то социальной справедливости. Реликты минувшей эпохи. Женщина взяла своего спутника под руку, и они, воркуя о чём-то, двинулись по тротуару. Фильм шёл без звука, съемка скрытой камерой. Навстречу пожилой паре выдвинулись трое молодых людей, которые шли как-то так, что занимали весь тротуар. У всех троих в руках, естественно, по бутылке пива, у одного мобильник. В зубах сигареты. Смеющиеся, приветливые лица уверенных в себе пацанов. Случайная встреча поколений, победителей и побеждённых. Разойтись по-доброму не сумели. Пенсионеры замешкались, не уступили сразу дорогу, и один из парней в праведном возмущении пихнул пожилого дядьку так, что тот вылетел на шоссе и едва не угодил под проносившийся мимо «мерс». Женщина беззвучно заголосила, беспомощно замахала руками, но куролесила недолго. Ближайший молодой человек, с отвращением кривясь, вырубил её двумя ударами, ногой в живот и кулаком по затылку. Женщина распласталась на асфальте, распушив реденькие прядки седых волос, и хотя звука не было, я словно услышал её тяжкий болезненный стон. Мужчина, подняв сумку, ринулся к ней на помощь, но его тоже быстро успокоили, осадили с двух сторон бутылками по черепу. Так он и улёгся рядом с подругой, неловко подломив руки под туловище. Камера проследила, как изо рта на асфальт вытекла чёрная струйка. Парни встряхнулись, как псы после купания, плюнули по разу на безмозглую парочку и не спеша удалились. На этом фильм закончился. Обычная уличная сценка, но я не сразу пришёл в себя. Даже глюкозная вялость чуть отступила. Дело в том, что нерасторопные пенсионеры были моими родителями, отцом с матушкой. Как я ни клонил голову набок, как ни щурился, всё равно получалось, что это они. Герман Исакович наблюдал за моей реакцией с любопытством, белая пенка выступила на губах, золотые очёчки сверкали.
— Что это значит? — спросил я наконец. — Зачем вы это показали?
— Скинхеды — бич нашего времени, — горестно ответствовал доктор. — У нашей Думы не хватает мозгов, чтобы поскорее принять надлежащий закон об экстремизме… Но вам нечего беспокоиться, голубчик мой. Наши люди позаботились о стариках, доставили в больницу. Сейчас оба в полном здравии.
— Каким же образом ваши люди там оказались, да ещё с видеокамерой?
— Благодарите господина Оболдуева. По его личному распоряжению к вашим родителям приставлена охрана. Иногда я сам поражаюсь его прозорливости. Кстати, это в его правилах.
— Что в его правилах? Калечить стариков?
Патиссон улыбнулся снисходительно.
— Понимаю ваши чувства, но зачем так грубо, батенька мой? Леонид Фомич всегда окружает отеческой заботой ценных сотрудников. Не жалеет затрат. Его забота распространяется и на их семьи. Разумеется, если вы вынудите его расторгнуть контракт…
— Что я должен делать?
— Да будет вам, Виктор, что вы как маленький! Напишите расписку, нотариус быстренько заверит, и дело с концом. Все, как говорится, свободны. Думаете, мне приятно с вами возиться? Думаете, у меня других дел нет? Открою вам по секрету: час назад я имел аудиенцию у Леонида Фомича. Он расспрашивал о вас. Я доложил, что, по моему мнению, разумнее перевести вас в стационар, чтобы в более подходящих условиях провести кардинальное обследование психики. Это не моя блажь. У вас, сударь мой, действительно неадекватное восприятие реальности. Грозный, скажу вам, признак… К сожалению, Леонид Фомич отказал. Я не сумел его убедить. Он всё ещё надеется на здравый смысл. Но, конечно, его терпение не беспредельно.
— Герман Исакович, вам не снятся кровавые мальчики по ночам?
Доктор снял очки, протёр стёклышки алым шёлковым платком. Без очков его круглое лицо с наивными голубыми глазками, с беспомощным выражением вселенской доброты стало удивительно похожим на широкую Масленицу с её блинами и икрой.