Читаем На службе у олигарха полностью

— Почти человек, — поправил Митя. — Ты ведь тоже не овечка. Твои братья никого не жалеют.

«Волки убивают, когда голодные. Не для забавы, как люди».

Митя не собирался спорить, его пальцы добрались до нежной мякоти её подвздошной артерии.

«Что ж, мне приятно, — проурчала волчица, валясь на спину. — Поостерегись, так можно далеко зайти».

— У тебя славный малыш, — польстил Митя. — Из него выйдет могучий охотник. Только он чересчур кусачий.

Волчица дотянулась и отпихнула волчонка лапой. Из её пасти вырвался хрип: она смеялась. Это был полноценный Контакт, чище не бывает. Митя остался доволен собой.

Чуть позже, когда звери заполнили всю поляну — белки, зайцы, какой-то перевозбуждённый рысёнок, видимо, раздумывавший, присоединиться ли к общей игре или немедленно начать охоту, — появились две старухи-отщепенки из болотного посёлка. Обе предельно измождённого вида, с берестяными туесками, наполненными клюквой. Митю они не заметили — благодаря защитной ауре, скрывавшей его сущность, он был неразличим для их подслеповатых глаз, — зато с вожделением разглядывали живность, собравшуюся на поляне.

— Была бы у нас хорошая палка, Настёна, — прошамкала одна, — можно бы настегать зайчат на ужин. Вона их скоко, и все ручные.

— Хорошо бы, — согласилась Настёна. — Токо у нас силёнок не хватит палку поднять. Может, сбегать за Потапом? Он где сейчас?

— Кака ты бегунья, известно, — отозвалась первая отщепенка. — Вчера с кочки соскользнула, едва не утопла. Куда тебе.

— Жить тяжельше, чем бегать, — возразила Настёна. — Давай, говорю, Потапа звать.

— Ага, пока обернёмся, пока то да сё, пока его раскачаем, отседа все разбегутся. Тумаки нам достанутся. Потап с утра злобится, ему Химера отказала.

— Иди ты?! Дак он разве способный ещё?

— А то! Химерушка не жаловалась, пока с Игнашкой-деревянным не спуталась…

Переговариваясь, старухи исчезли в кустах.

«Вот твои люди, — презрительно проронила волчица. — Жалкие, бессмысленные твари, думают только об одном».

— Голодные, — заступился Митя за отщепенок. — Что с них взять.

Возвращаясь в бункер, сигая с кочки на кочку, Митя издали заметил диковинный жёлтый шар, распустившийся среди пожухлой травы, и сердце у него заколотилось. Так и есть. Дашка Семёнова сидела на корточках рядом с большой пластиковой сумкой, из которой что-то доставала, разглядывала и раскладывала вокруг себя. Митя неслышно подкрался к ней. Вокруг никого не было, дверь лифтового отсека в стволе дуба подмигивала фиолетовыми электронными глазками. У Мити возникло странное желание напасть на девушку, повалить и изнасиловать. Трудно предугадать, как Дашка это воспримет. Возможно, как месть за предательство, возможно, как вспышку любовного чувства. Она наводила порядок в своём девичьем хозяйстве: на траве лежали упаковки прокладок, флакончики и баночки с косметикой, пачки сигарет «Манхэттен» (одна доза травки на пачку), мобильная трубка из самых дешёвых (радиус охвата — сто метров, больше руссиянам не положено), какая-то мелочь непонятного предназначения. Пластиковая сумка ещё битком набита.

— Эй, — окликнул Митя. — Ты как сюда попала?

Девушка среагировала адекватно: подпрыгнула, перекувырнулась через голову и, обернувшись к нему, заняла боевую стойку. Что ж, неплохо их натаскивают в «Харизме». Возможно, тесное общение с миротворцами само по себе повышает боевой дух «матрёшек». Увидев, кто её напугал, Дашка опустила худенькие кулачки и рассмеялась. О, Митя хорошо помнил, как в оные годы его умиляли эти звонкие, беззаботные колокольчики.

— Митька! Негодяй! Скотина! Так можно заикой сделать.

Никакого смущения в голосе, отчаянные ясные глаза со знакомой оранжевой искрой, без следов марафета. Ах, бестия рыжая!

— Как сюда попала? — повторил Митя. — Шпионишь?

— Ты что, пошатнулся, Митя? Я еле ноги унесла. У нас такой шмон был. Всех девчонок на детектор таскали.

— Почему?

— Как почему? Из-за тебя. Догадались, что кто-то из своих стукнул. Я на газон с третьего этажа сиганула. Коленки до сих пор не разогнуть.

Смотрела жалобно и честно. Митя не верил ни одному её слову. Она могла провести Димыча, который, несмотря на свою грозную репутацию, по-старинному чувствителен, но не его. Подлая красотка, конечно, нарушила священное табу. Непонятно только, как посмела явиться сюда.

— Ты что, Мить, правда думаешь, я тебя сдала?

— Кто же ещё? Дядька незнакомый?

— Тебя робот засёк. Они там повсюду и маскируются подо что угодно. На тебя напала холодильная установка, я сама видела.

— Ага. И как она догадалась, что я преступник?

— Говорят, у этих роботов какие-то особые датчики, улавливают импульсы… Точно не знаю.

— Ты не ответила, зачем сюда припёрлась. Анупряк послал?

— Димыч пригласил. — Горделивость в голосе Даши тут же сменилась растерянностью: — Я уже часа три здесь торчу. Из двери никто не выходит, а как открыть или позвонить… Помоги, Митя.

— Бесов обслуживаешь, а врать так и не научилась. Как Димыч мог тебя пригласить? У него на «матрёшек» аллергия, всем известно.

Даша обиделась.

— Спроси у него сам, раз мне всё равно не веришь.

— Спрошу, конечно…

Перейти на страницу:

Все книги серии Роман-газета

Мадонна с пайковым хлебом
Мадонна с пайковым хлебом

Автобиографический роман писательницы, чья юность выпала на тяжёлые РіРѕРґС‹ Великой Отечественной РІРѕР№РЅС‹. Книга написана замечательным СЂСѓСЃСЃРєРёРј языком, очень искренне и честно.Р' 1941 19-летняя Нина, студентка Бауманки, простившись со СЃРІРѕРёРј мужем, ушедшим на РІРѕР№ну, по совету отца-боевого генерала- отправляется в эвакуацию в Ташкент, к мачехе и брату. Будучи на последних сроках беременности, Нина попадает в самую гущу людской беды; человеческий поток, поднятый РІРѕР№РЅРѕР№, увлекает её РІСЃС' дальше и дальше. Девушке предстоит узнать очень многое, ранее скрытое РѕС' неё СЃРїРѕРєРѕР№РЅРѕР№ и благополучной довоенной жизнью: о том, как РїРѕ-разному живут люди в стране; и насколько отличаются РёС… жизненные ценности и установки. Р

Мария Васильевна Глушко , Мария Глушко

Современные любовные романы / Современная русская и зарубежная проза / Романы

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги