На службе в сталинской разведке. Тайны русских спецслужб от бывшего шефа советской разведки в Западной Европе

В самом начале ноября я вернулся в Париж. Через поверенного вдовы Райсса я установил связи с Львом Седовым – сыном Троцкого, который издавал «Бюллетень оппозиции» совместно с лидерами русских социалистов-меньшевиков, живших в изгнании в Париже. Тогда у власти было правительство Леона Блюма, с которым все они замечательно ладили. Я написал мадам Райсс, а также Гансу и Норе, к которым питал полное доверие, и попросил их поместить в парижской газете «Эвр» объявление, если захотят со мной увидеться. Я думал, что Ганс последует моему примеру и порвет со Сталиным.

Когда я встретился с Седовым, я честно сказал ему, что не являюсь троцкистом и не планирую присоединяться к ним, а просто ищу совета и дружеского участия. Он сердечно встретил меня, впоследствии я виделся с ним практически ежедневно. Я понял, что восхищаюсь сыном Льва Троцкого как личностью со своими собственными взглядами и убеждениями. Я никогда не забуду его бескорыстной помощи и участия по отношению ко мне в те дни, когда по пятам за мной ходили агенты Сталина. Он был еще очень молод, но одарен с многих сторон: обаятельный, хорошо образованный, деятельный. Во время показательных процессов в Москве говорили о том, что он якобы получает огромные суммы денег от Гитлера и микадо – японского императора. Я же видел, что он ведет жизнь революционера, который день и ночь трудится на благо оппозиции, и сам порой испытывает нужду в хорошей пище и одежде. Три месяца спустя, вроде бы пребывая в здравии, он неожиданно умер в одном из парижских госпиталей. Многие люди, включая его отца, считали, что к его смерти приложило руку ОГПУ.

Именно Федор Дан – лидер русских социалистов – и его товарищи хлопотали перед правительством Леона Блюма о выдаче мне необходимых документов вроде удостоверения личности, и они же просили взять меня под полицейскую защиту. Однако прежде чем я получил все это, ОГПУ сделало попытку покушения на мою жизнь.

Я написал Гансу, что он может связаться со мной только в том случае, если решит порвать со сталинской спецслужбой. Я получил от него весточку о том, что он, как всегда, остановился в отеле «Бретань», что на улице Дюфо, и был бы рад меня видеть. Я позвонил ему, и мы договорились встретиться в кафе неподалеку от площади Бастилии. Когда он вошел туда, я уже сидел за столиком.

– Я пришел от имени организации, – сказал он, едва увидев меня.

Я сразу же понял, что Ганс должен сыграть ту роль, какую недавно сыграла Гертруда Шильдбах, и что моя жизнь в опасности. Будучи потрясенным таким оборотом дела, поскольку я искренне верил этому молодому человеку, я все же сумел быстро собраться с мыслями и тут же заметил подозрительную группу мужчин, расположившихся за соседним столиком. Они курили австрийские сигареты (а это было в маленьком французском кафе в районе, где обитала мелкая буржуазия), и я интуитивно почувствовал, что они из ОГПУ.

Ганс сказал мне, что приехал в Париж, намереваясь порвать с советской разведкой, но в течение двух дней с ним беседовал специальный посыльный из Москвы, который и убедил его, что я не прав и что Сталин все делает на благо. Затем Ганс, используя старые доводы, так хорошо мне известные, начал агитировать и меня. В таких обстоятельствах я счел нужным притвориться, что его слова произвели на меня большое впечатление.

– Там, в Москве, знают, что вы не предатель и не шпион, – сказал он. – Вы настоящий революционер, но вы просто устали. Вы не выдерживаете напряжения. Возможно, вам разрешат просто уйти и немного отдохнуть. В любом случае вы наш человек.

Юноша продожал:

– Разве вы не сели в поезд 21 августа, чтобы уехать домой? Однако вы еще сможете вернуться. Мы заберем вас отсюда. Как бы там ни было, но уполномоченный, приехавший из Москвы, понимает вашу проблему и хочет обстоятельно с вами поговорить. Вы, конечно, знаете этого человека, но я не имею права называть его имя.

Пока Ганс говорил, я смотрел на его руки, чтобы заметить, когда он подаст сигнал группе за соседним столиком. Я оказался в ловушке и напряженно думал, как мне вырваться из нее. Понимая, что он только что поменял свою прежнюю точку зрения, я решил сказать именно то, что Ганс хотел бы от меня услышать. Я с благодарностью отозвался о том, что из Москвы прислали такого умного человека, и сказал, что мне нужно как можно быстрее увидеться с ним и все обсудить.

– Шпигельгласс – просто идиот и обычный убийца, – произнес я. – Тот человек, о котором ты говоришь, похоже, сможет понять меня правильно.

Мы с Гансом обсудили мою предполагаемую беседу с этим специальным посыльным. Он предложил мне встретиться с ним в Голландии, в доме родителей его жены, с которыми я был хорошо знаком. Я с готовностью согласился, понимая при этом, что они хотят выманить меня из Франции, где еще не были улажены и забыты дела Миллера и Райсса. Ганс казался очень довольным успешным выполнением задания, и я заметил, как он подал сигнал нашим неприятным соседям, что все идет хорошо. Я назвал предполагаемую дату встречи и почувствовал, что перехитрил убийц из ОГПУ – по крайней мере, на этот раз.