На службе в сталинской разведке. Тайны русских спецслужб от бывшего шефа советской разведки в Западной Европе

Если же с помощью такого наказания «стоянием» жертву не удавалось сломить, дело передавали старшему и более искусному следователю, который применял изощренные методы. Здесь уже не играли с заряженным оружием, не оскорбляли, не пытали светом или физическим воздействием. Наоборот, все делалось для того, чтобы заключенный почувствовал, что первая стадия была ошибкой, чем-то вроде неудачного эксперимента. Теперь создавали неофициальную атмосферу раскованности. Допрос Мрачковского является типичным для этой стадии «конвейерной системы». Отчет о нем, возможно, единственный документ такого рода, который оказался доступным для изучения за пределами Советского Союза.

Мрачковский состоял в партии большевиков с 1905 года. Был сыном революционера, сосланного царем в Сибирь. Его самого много раз арестовывала царская полиция. Во время Гражданской войны, начавшейся после социалистической революции, Мрачковский организовал на Урале отряд добровольцев, с большим успехом участвовавший в разгроме контрреволюционной армии адмирала Колчак. В период власти Ленина и Троцкого он считался почти легендарным национальным героем.

К июню 1935 года завершилась подготовка к первому показательному судебному процессу. Были гарантированы признания четырнадцати обвиняемых. Главные герои – Зиновьев и Каменев – отрепетировали свои роли и выучили слова. Но среди намеченных жертв были двое, от кого признания получить не удалось. Одним из них являлся Мрачковский. Другим – его соратник Иван Смирнов, один из основателей большевистской партии, командующий 5-й армией во время Гражданской войны.

Сталин не хотел начинать судебный процесс без этих двоих. В течение многих месяцев их подвергали допросам; они прошли все физические пытки третьей степени, принятые в ОГПУ, но все еще отказывались подписывать признания. Неожиданно начальник ОГПУ вызвал моего коллегу Слуцкого, чтобы тот провел допрос Мрачковского и «сломал» человека, к которому Слуцкий, по странной случайности, питал глубокое уважение. Мы оба не могли сдержать слез, когда Слуцкий рассказывал мне о своем опыте работы в качестве инквизитора.

– Я пришел на допрос чисто выбритым, – рассказывал он. – Когда же я закончил его, у меня выросла борода. Он длился девяносто часов. И каждые два часа раздавался телефонный звонок из кабинета Сталина. Голос секретаря безжалостно вопрошал: «Ну что, он сломался?»

– Но ты же не хочешь сказать, что оставался в кабинете все это время? – спросил я.

– Нет, после первых десяти часов я ненадолго вышел, но мое место занял мой секретарь. В течение всех девяноста часов его не оставляли одного ни на минуту. И даже в туалет он ходил в сопровождении охранника.

Слуцкий продолжал:

– Когда он в первый раз вошел в мой кабинет, я заметил, что он сильно хромает – последствия ранения ноги, полученного в Гражданскую войну. Я предложил ему стул. Он сел. Я начал допрос такими словами: «Понимаете, товарищ Мрачковский, я получил приказ допросить вас». Мрачковский ответил: «Мне нечего сказать. На самом деле я вообще не хотел бы вступать с вами в какие-либо разговоры. Вы все хуже царских жандармов. Вот скажите мне, какое право вы имеете допрашивать меня. Где вы были во время революции? Я что-то не припомню, чтобы слышал о вас в дни революционной борьбы».

Тут Мрачковский заметил два ордена Красного Знамени на груди Слуцкого и сказал:

– Таких, как вы, я на фронте не видел. Что же до орденов, то вы, наверное, их украли!

Слуцкий молчал. Он дал возможность заключенному излить желчь. Мрачковский тем временем говорил:

– Вот вы называете меня «товарищ». А только вчера меня допрашивал кто-то из ваших. Он другие методы использовал. Называл меня гадом и контрреволюционером. Всячески поносил меня. А я родился в царской тюрьме. Мой отец умер в сибирской ссылке. И моя мать тоже. Я стал революционером и вступил в партию большевиков, будучи почти ребенком.

В этот момент Мрачковский встал и одним быстрым движением распахнул рубаху, показав тем самым шрамы от ран, полученных им в борьбе за советскую власть.

– Вот мои ордена! – воскликнул он.

Слуцкий продолжал молчать. Он попросил принести чай и предложил заключенному стакан чаю и сигареты. Мрачковский схватил стакан и пепельницу, стоявшие перед ним, и бросил их на пол, закричав:

– Хотите меня этим купить? Скажите Сталину, что я его ненавижу. Он предатель. Меня к Молотову приводили, и тот тоже хотел меня подкупить. Так я ему в лицо плюнул.

Наконец Слуцкий заговорил:

– Нет, товарищ Мрачковский. Я не украл свои ордена Красного Знамени. Я получил их в Красной армии, на Ташкентском фронте, где воевал под вашим командованием. Я никогда не считал вас гадом, и даже сейчас не считаю. Но вы находились в оппозиции и боролись против партии? Конечно да. И вот теперь партия приказала мне допросить вас. А что касается ваших ран, то посмотрите на мои.

И Слуцкий обнажил часть тела, показывая свои боевые шрамы.

– И они тоже со времен Гражданской войны, – добавил Слуцкий.

Мрачковский выслушал это, задумался, а потом сказал:

– Я вам не верю. Докажите.