На смерть Цины

Сплети мне свой губительный венок
Из терний, ниспадающих оплечь,
Чтоб не был я до Смерти одинок,
Ответствовал на суетную речь.

Скажу я: «Вот окончилась игра,
Встречал я во юдоли ангелков,
Ан в сирое узилище пора,
Тебе ж – сплетати золото венков».

Не бойся, травы сорны воплети,
Чернобыльником венчики увей,
Тогда я изъявлюся во плоти,
Скажу тогда – попробуй-ка, убей.

Пусть черные ромашки на ветру
Слезой сребрят убойный мой венец,
Красна ли Смерть, красна ли на миру,
Не скажет закровавленный Отец.

Ах, верил я до смертного конца
Тебе одной, сжигая лет мосток,
Урви же со точащего венца
Ромашковый изгнивший лепесток.

«Незабудки цветут и левкои в крови…»

Незабудки цветут и левкои в крови,
И эринии ткутся из снов,
Как не вынести нам божевольной любви,
Хоть приимем дары вещунов.

Пожалели хлебы на лазурном вине,
Дали травленых яблок-лузги,
Но еще мы явимся во бледном огне
И тогда расточатся враги.

Станут вретища наши одесно сиять,
Раны страшные хмель обовьет,
Рядом с Господом будем темно предстоять,
Смерть ли Божиих агнцев собьет.

«Ах, Господи, пурпурная Звезда…»

Ах, Господи, пурпурная Звезда
Всекрасит иверийскую лозу,
В Твое мы изливали невода
Последнюю кровавую слезу.

Горели колокольчики темно,
А мы уже не видели Твоих
Очес, и нищим смертникам одно
Как узреть сребро с чернию на их.

Ни красок, ни холодных родников,
Лишь ангелы Господние снуют
И тесьмами во черены цветков
Те слезы прекровавые лиют.

«Се трапеза иль тризна, успенным равно…»

Се трапеза иль тризна, успенным равно,
Век им Божии псальмы слагать,
Монастырское днесь прославляют вино,
А и мертвых нельзя оболгать.

Но в коронах у всех паки звезды-цветки
Блещут, Господь, под сорной травой,
Именинные яства отравно горьки,
Пресквернится, кто будет живой.

Вместе с татями нас заседать обрекли,
Пити-плакать во аде огней,
Как чурались музык и терницей почли —
Пусть немеют от жалких теней.

«Нищий царь не преступит порог…»