На снегу розовый свет...

Четверо молодых людей в парке им. Пушкина изнасиловали старую деву. Ну, очень старую. То ли пятьдесят лет ей было, то ли все семьдесят. Но насиловали как–то не в общепринятом понятии. Старались, чтобы и платьице–то ей не помять, и чтобы синячок где лишний не появился. Даже употребили всякие нежности. Но — наглецы — все четверо. Ни один не воздержался. Старуха пыталась кусаться и царапаться, но силы были явно не равными, да и годы не те.

С места происшествия джентльмены скрылись. В милицию бабка не пошла. Без синяков бы её оттуда, уже точно, не выпустили.

И вот прошло время. И потерпевшая стала замечать в себе странные перемены. Нет, она не забеременела — Боже упаси! Её стали волновать непривычные ощущения. Всю сознательную жизнь она воспринимала мужчин, как мерзких животных, сторонилась их, а тут, ни с того ни с сего вдруг и задерживался взгляд на каком–нибудь старом пердунчике. И они к ней, добрые, потянулись. В квартирке у девы–бабуси появились живые цветы и — о чудо! — она вышла замуж и стала счастлива! Она стала счастлива и вышла замуж…

— Ну, разве такое может быть? — спросил меня Куаныш, закончив пересказывать Мишкины фантазии. Я улыбнулся так, чтобы он не мог понять — соглашаюсь я с ним, или нет. А бывший инструктор обкома всё не мог успокоиться: Никитин уехал в Россию, увёз богатую библиотеку. Ведь был неглупый человек, а писал всякую ерунду!

Я молчал. Улыбался. У меня не было большой библиотеки, но я тоже пописывал, баловался короткими историями. И тоже собирался в Россию, где мне предложили должность редактора еженедельника «Российский маньяк». Надо будет разыскать этого Никитина. Это Куаныш выпихнул Мишку когда–то из редакции, заняв его место.

И я снова улыбнулся Куанышу так, что глаза его увлажнились: «Как ты меня понимаешь!» — выдохнул Президент Фонда, вконец расслабившись.

Ещё бы! Чему–то, да научил меня ваш Восток — моя родина.

И мы допили портвейн. И закусили мятными пряниками.

12.06.2000 г.

УРОКИ

Владимир Васильевич сентябрьской ночью залюбовался. Темень, хоть глаз выколи, но звёздно. Искры рассыпались в небе и замерли. Изредка только с треском прорывается к земле оборвавшаяся звёздочка, сгорает и в воздухе остаётся запах то ли бенгальской свечки, то ли озона. Пахнет ли озон? — задумался Владимир Васильевич. Прижал покрепче к груди пустые мешки и продолжил скорбный свой путь на деревенский ток.

Щедро полилось с полей зерно урожая 99-го. Весь день, до позднего вечера, свозили его на ток трактора и КамАЗы. Ночью сельские труженики приходили на ток воровать себе свой хлеб.

Владимир Васильевич шёл в первый раз. Переживал страшно, потел. Испытывал частые позывы к мочеиспусканию. У металлической сетки забора просидел почти вечность. Трудно было себя пересилить, пролезть в дыру, так сказать, окончательно переступить Закон. Все же решительно отбросил от себя остатки совести и вполз на территорию. Фонари безжалостно слепили глаза. К бурту, полному золотого народного добра, Владимир Васильевич полз, как вша по гребешку. И, стало быть, был заметен. Но шум на сторожевых вышках не поднялся. Никто из часовых не подал знак тревоги, не выстрелил. — Вот–вот выстрелят — предполагал свою возможную судьбу Владимир Васильевич и на всякий случай выставлял из бурьяна тощий интеллигентный зад, а голову прятал, полагая, что так его никто не узнает, а ранение будет не слишком опасным. Хотя и знал наверное, что стрелять никто и не собирается. Добрый сторож дядя Троша во время обхода обычно громко стучал колотушкой по железкам, икал и кашлял, чтобы не застать своих же односельчан в неудобном положении.

Владимир Васильевич лёг на бурт. Ему захотелось закопаться в тёплое зерно и никогда из него не высовываться. Но время шло. Спешить нужно было, спешить. Наполняя два своих маленьких мешочка, Владимир Васильевич и не заметил, как неслышно подкрались две тени, припали рядом. Когда увидел, опять вспотел и тому подобное. Через минуту, можно сказать, оправился от испуга, а тени его спросили: — Владимир Васильевич, это вы? Тоже воруете?

Не зная, как ответить на первый вопрос, Владимир Васильевич удивился простоте и откровенности второго. Тени оказались его учениками, восьмиклассниками Юрой и Сашей. Владимир Васильевич был у них учителем словесности и не далее, как вчера, им же, равно, как и всему классу, рассказывал поучительную историю, которая случилась когда–то с колхозными огурцами. Мальчик Веня украл в колхозе с огорода пять штук огурцов. Об этом узнал старый мудрый сторож Матвей, пристыдил мальчика. Веня плакал, вернул огурцы на грядку и никогда больше не совершал таких нехороших поступков.