На солнечной стороне

Что касается жены Маврова, то она обладала крепкой нервной системой и бесспорным талантом полководца, будь она мужчиной и живи в эпоху войн, она наверняка прославилась бы боевыми подвигами. Но мирная жизнь заставила ее объявить холодную войну собственному мужу, а, как известно, это война характеров и нервов. В ее возрасте не пристало устраивать скандалы или затевать разводы. Наличие сына и дочери, уже почти взрослых, требовало от нее терпения, благоразумия, гордости, философского смирения — увы, брак похож на сад, где колючек столько же, сколько и цветов. Она ни разу не упрекнула мужа за измену, ограничивалась намеками на то, что она и дети знают о его любовных похождениях и недалек тот день, когда он вернется в лоно семьи, как блудный сын, и тогда с ним поговорят, как он того заслуживает. Супруга Маврова очень успешно использовала различные притчи. Когда все собирались вместе дома, она рассказывала одну и ту же притчу — в разных вариантах — о директоре предприятия, который сделал секретаршу своей любовницей, а та была в возрасте его дочери. Сын и дочь, имевшие школярское понятие о морали, жестоко издевались над отцом. Они с насмешливо серьезными лицами часами спорили о том, честно ли поступает этот директор, поддерживая незаконную связь с какой-то женщиной, не лучше ли ему развестись и не позорить свою семью.

Случилось так, что автомобиль Ивана Маврова попал в катастрофу, шофер получил тяжелые увечья, а сама машина вряд ли могла когда-нибудь выполнять свою функцию. Пришлось встречаться с Дафи на самом предприятии. Они оставались после работы, будто бы готовить какие-то доклады и планы. Эта хитрость была такой избитой, что уборщицы и вахтеры многозначительно подмигивали друг другу. Кроме того, многие работники пользовались случаем, чтобы проникнуть к директору по личным и служебным вопросам, и оставляли его в покое, лишь когда Дафи должна была возвращаться домой. Тогда они решили встречаться в обеденный перерыв, когда все уходили обедать в столовую. Для этого нужно было безрассудство, на которое способна только любовь, то безрассудство, которое так восхищает поэтов и которое они называют, безумной смелостью, самоотверженностью и так далее, чтобы толкать влюбленных на поступки, которые могут привести лишь к излишним страданиям и жертвам. По моему скромному мнению, лучше бы уж Дафи и Иван Мавров стали невидимками, чем безумно смелыми, потому что нервы Ивана Маврова и без того уже никуда не годились, в первые дни он прислушивался к каждому шуму и вскакивал при любом шорохе, доносившемся из коридора. По сравнению с ним Дафи была спокойна и даже весела, она часто давилась от смеха, и ее поведение не озадачивало, а успокаивало Ивана Маврова. Итак, пока все живое изнемогало от июльской жары, от испарений, от духоты прокуренных помещений, наши влюбленные изнемогали от счастья и совсем не ощущали нехватки чистого воздуха — они плотно задергивали занавески, чтобы их не видели из окон расположенного напротив жилого дома, затыкали бумагой даже замочную скважину, чтобы никто не подслушивал за дверью.

Им было невдомек, что за газетной будкой на противоположном тротуаре стоит Станиш, пристально глядя на окна директорского кабинета. Иначе и быть не могло, потому что тогда не существовало бы традиционного треугольника, без которого немыслима истинная любовная драма. Неразумность супруги Маврова состояла, возможно, именно в том, что она не пожелала принять прямого участия в этой истории, и таким образом, не создался четырехугольник, который бы уравновесил силы и уменьшил бы наказание провинившимся супругам; видимо, именно по последней причине четырехугольник не нашел места в мировой драматургии.