На солнце и в тени

Хотя атмосфера задыхалась от сажи и серы и все было черным, кроме приземистых оранжевых валов, вырывающихся из печей сталеплавильных цехов вдоль озера, город оживляла весна. Перемешанный с дымом воздух был одновременно насыщен чистым туманом, побеждавшим в сражении с доменными печами. Подобно борцу, он переводил своих соперников в партер, и природа преобладала. Причина, по которой весенней ночью 1947 года жизнь в Гэри, штат Индиана, била ключом, а улицы были так же многолюдны, как Таймс-сквер, заключалась в том, что там даже в полночь варили сталь.

Взойдя на крыльцо кирпичного пансиона, Гарри постучал в первую же квартиру. Появился похожий на огромную дыню человек в майке, молча задравший брови. В глубине квартиры за обеденным столом сидели мать с дочерью, занятые какой-то работой. Девушка, лицо которой словно сошло с картин Боттичелли, была тем не менее жесткой и грубой, с собранными в пучок на затылке волосами и усеянной прыщами кожей, что в совокупности каким-то образом делало ее соблазнительнее какой-нибудь более мягкой девушки. Гарри пришлось заговорить, иначе перед ним захлопнули бы дверь.

– Простите за беспокойство, – начал он.

– Нет, не беспокойство, – сказал человек, который или не так давно приехал в страну, или общался только со своими.

– Я ищу Сассингэма. Сас-син-гэма.

– Не здесь.

– Он здесь уже не живет?

– На смене. Работа сейчас.

– Когда он выходит? Заканчивает?

– Утром. – Человек указал на Сталеплавильный завод США, отстоящий на несколько миль, но такой огромный, что казался каменным фасадом ада. – Вы можете пойти. Скажете у ворот. Иногда дают человека с вами. Иногда нет.

Пока закрывалась дверь, девушка улыбалась. Гарри догадался, что она очень много работает на фабрике или в пекарне, на каком-то предприятии, где стоит липкая жара, где выпускают что-то в больших количествах на производственных линиях или на конвейерах, задающих для рабочих темп, который велит им не отставать или умереть. Снаружи она была жесткой и грубой и все же не меньше всех остальных, кого ему случалось видеть, обладала красотой, способной изо дня в день проходить через испытание огнем. Он не мог изгнать ее из своих мыслей все время, пока шел к заводским корпусам, над которыми вились жгуты грязного дыма, скручиваясь в агонии при подъеме в воздух.

Когда он, поминутно спрашивая дорогу, добрался до места, его провели туда, откуда он мог наблюдать за работой Сассингэма, не подозревавшего об этом. Сассингэм словно по-прежнему находился на войне. Шум сталеплавильной печи походил на рев танковых двигателей или бомбардировщиков. Сирены, клаксоны, двигатели и ветер, пронизывающий огромный цех так, словно тот был горным хребтом, создавали контрапункт, обострявший все чувства.

Гарри не мог подавить благоговейный страх, когда огромный, как здание, ковш проскользил сквозь тьму, наклонился и выплеснул водопад расплавленной стали, которая была краснее, чем лава. Затем последовала суматоха, которую создавали вращающиеся валки, двигавшиеся наверху мостовые краны, маленькие локомотивы, носящиеся вокруг, огромные электродвигатели, поворачивающие емкости для заливки стали, и в результате которой по цеху поплыли, словно льдины в реке, светящиеся прямоугольники, полные опасности заготовки, только что родившиеся на свет. Сассингэм стоял с одной стороны реки, образуемой валками, и, словно плотогон, направлял еще не застывшие слябы[167] длинным стальным шестом с крюком на конце. Хотя все в них было смертельно, они беспомощно шествовали на казнь в огромные машины, которые резали их и прессовали.

Поднимаясь по спирали, потоки жара опаляли воздух. Дым колыхался, поднимаясь на пятьдесят футов над валками, пока его не втягивал длинный ряд гигантских вентиляторов, расположенных под самой крышей. Рабочие внизу двигались как солдаты, и Гарри до боли хотелось к ним присоединиться – не потому, что он не замечал опасности, но потому, что жизнь научила его бросаться навстречу тому, что угрожает.

У людей, занятых производством стали, силы не только растрачиваются, но в то же время и прибывают. Это происходит с солдатами, девушками, которые работают в пекарнях, матросами в волнующемся море, и это происходило с Сассингэмом в сталеплавильном цехе. Он так и не вышел из боя – и, вероятно, никогда не выйдет. Должен быть кто-то, кто продолжает сражение вместо тех, кто навеки умолк. Таким был Сассингэм, единственный из них, кто до сих пор оставался на войне, не зная об этом, тот, кто никогда не подведет.