На сопках Маньчжурии

Занадворов нагнулся к Попову. До ссоры они были на «вы», но сейчас Занадворов сразу перешел на «ты», и это показалось Алексею Ивановичу естественным.

— Не беспокойся, все будет в лучшем образе и подобии. Казбек их… — Занадворов показал волосатый кулак. — Все разработано, как у попа литургия.

Занадворов выпил, и Попов выпил.

— Есть, значит, план?

— Друг мой, убийственный. Всех размозжит!

— Но как?

Занадворов замотал головой:

— Не могу, не могу… строжайше! Понимаешь? Но повторяю: будь спокоен. Ты лососинки почему не берешь? Не любишь? Сказать по правде, сами во многом виноваты. Местные казнокрады в своей жестокости дошли до того, что в иных ротах солдат не кормят вовсе, скитаются братцы по Светланке и просят милостыню. Да и просить-то трудно, потому что солдатам и матросам разрешается ходить только по южной, малолюдной стороне улицы.

Снова ели и пили, прислушиваясь к малейшему звуку, доносившемуся из города.

— Если говорить о свержении самодержца, — многозначительно начал Алексей Иванович, — так оно должно произойти в Петербурге, а не во Владивостоке. Здесь некого свергать. Такова моя точка зрения. Я говорил нашим воротилам, а те и в ус не дуют.

— Мы им свергнем! — усмехнулся Занадворов. — Между прочим, очень встревожены иностранцы… У коменданта дежурят круглые сутки. Казбек крепок, ох крепок! Что задумал, то исполнит.

Алексей Иванович несколько успокоился, даже аппетит появился — положил на тарелку рыбки, салатцу, налил стакан красного вина. Оказалось, очень хочется пить!

— Винтера видел! — сказал Занадворов. — Говорит: черт знает что делается у вас в России! Разве в Америке подобное было бы возможно? А я ему: напрасно изволишь беспокоиться. И тебе скажу, Алексей Иванович, кушай — пища укрепляет силы, и не беспокойся.

Вечером в городе было непривычно тихо. Солдаты исчезли с улиц, цивильные тоже. Изредка процокает по брусчатке Алеутской и Светланки извозчик без седока.

Алексей Иванович плохо спал. Несколько раз вставал и выходил на крыльцо слушать тишину. Гирлянда огней вдоль бухты была успокоительно привычна, тишина ночи тоже не обещала ничего дурного.

Что задумал Казбек? Каким образом он умиротворит страшную стихию, вдруг выплеснувшуюся из берегов?

Назавтра выяснилось все.

Утром матросы, прибывшие из плена, вышли из казарм, к ним присоединились матросы других экипажей. Огромная толпа двинулась мимо Мальцевского базара к Коммерческой пристани. К коменданту крепости отправилась делегация.

В час дня она предъявит генералу Казбеку требования, принятые на митинге в цирке Боровикса.

Моряки, десять тысяч солдат Хабаровского резервного полка, рабочие портовых мастерских, железнодорожники, почтово-телеграфные служащие — все ожидали у пристани возвращения делегации.

Делегация долго не возвращалась. Наконец вернулась, но ни с чем: комендант отказался ее принять.

Корж взобрался на забор городского сада и отсюда, видный всем, говорил:

— Товарищи, генерал отказался принять наших представителей! Не хочет говорить с солдатами и матросами, плюет на наши требования!.. Но мы заставим его принять нас и говорить с нами, Мы все пойдем к комендантскому дому, мы окружим его и посмотрим, как не будет Казбек с нами разговаривать!

Это было правильное предложение, но события приняли иной оборот.

По базару с раннего утра блуждали подозрительные группы подвыпивших. Они угощали вином солдат и матросов и подбивали громить магазины и питейные заведения.

Перед обедом двое подозрительных покупали у китайца малосольную кету.

— Ты что, ходя, продаешь тухлятину? — спросил один из них и ударил китайца по лицу рыбьей тушкой.

— Эй, господа почтенные! — закричал второй. — Вот чем они нас кормят! — И ударами дубинки стал крушить лавчонку.

— Бей, бей! — раздались голоса.

Десяток неизвестных пьяных и полупьяных ринулся на ларьки и магазины. Посыпались стекла, на улицу летели товары.

Матросы и запасные, которых неизвестные успели напоить, приняли участие в погроме базара.

Толпа погромщиков росла. Даже те, кто не был пьян от вина, были пьяны от негодования: «Комендант не хочет с нами разговаривать, не хочет знать манифеста, данного его же царем!»

Тысячная толпа вышла на Светланку. Впереди бежали юркие господа и кричали:

— Вот сюда, вот сюда! Бей Попова и Кунста. Бей Лангелитье! Бей, бей!..

Алексей Иванович при первых слухах о беспорядках вышел на улицу. С трудом пробрался он до Китайской улицы: солдаты, матросы и запасные стояли стеной. Из ворот ремесленного училища выкатилась толпа громил с дубинами, топорами, ломами и с криком: «Спасай Россию!» — бросилась к магазинам Кунста.

Над восточной частью города подымались столбы дыма: горело морское собрание, здание военно-морского суда, пылали офицерские флигеля…

Алексей Иванович, бормоча, крича и размахивая тростью, кружным путем пробирался к своему центральному магазину. Пробрался он к нему через несколько часов.

Из окон выскакивали пьяные и трезвые, волоча штуки мануфактуры, бутыли и бутылки, колбасы, мешки с сахаром и всякой всячиной. Дым черным столбом стлался из окон верхнего этажа.