На стихи не навесишь замки

Слушай меня, кошка,

а на кошке блошка

не кровищу соси,

а отсюда пляши,

допляши до деда —

сварливого соседа,

вцепись-ка ему в рожу,

потому что так негоже:

драти за уши ребят —

самых честных пострелят!

Ведь мы не виноваты,

что груши красноваты

у деда злющего висят,

дразнят пацанов, девчат.

Так собирайтесь блошки в кучку

и вцепитесь в дедов чубчик!

Оп ля-ля, оп ля-ля… —

скоморошья игра.

А скоморох домашний —

самый настоящий.

Колпак, дуда и кошка:

«Ну сыграй ещё немножко!»

Песенка про Инкиных фраеров

Инка, как картинка,

с фраером гребёт.

Где же этот фраер?

Никто и не поймёт,

что его уж нету,

просто след простыл.

Ах ты, Инна, Инка,

нужен нам живым

этот лысый фраер,

тот смешной пацан!

Ой люлю-люлюшки,

плюшки, пирожки,

перевелись на свете

красивы мужики!

В руках похоронка,

я её отдам

полиции, разведке,

мэрам городов,

попью чай с конфеткой

и пойду во Псков.

Там я для картины

фраера сниму.

Прилеплю на стенку

снимок и скажу:

«Фраер, лысый фраер,

любишь ли меня?»

Плакала картина,

рыдала и стена,

что фраера у Инки

ходят где-то там:

первый на том свете,

второй во Пскове сам.

Ой люлю-люлюшки,

плюшки, пирожки,

перевелись на свете

красивы мужики!

Какой дурной пошёл народ

Какой дурной пошёл народ:

огородами, огородами прёт,

тропами тёмными,

дорогами дальними,

песни поёт печальные.

Песни печальные

не кончаются,

птицы чёрные маются

на проводах.

Вот те и жизнь впотьмах:

ни книжонки какой,

ни «аз», «буки»;

голодные бродят внуки

и кричат: «Коляда, коляда!»

Захлопываются ворота —

прячутся бабы в хатах,

прижимают котов лохматых

со страху к своим грудищам.

Вот жизнь пошла! Слышишь? Свищет…

Песня огуречная

— Так (сказали мне ребята),

что-то стало маловато

в нашей жизни огурцов.

Не пора ль искать отцов?

— Ох, пора и даже надо!

Вот от хаты и до хаты

ходим, ищем не найдём,

видно, так отсель уйдём.

Ай, веселится да хохочет народ:

кто-то пляшет, кто-то курит, кто-то врёт.

Пьют и даже огурцами хрустят,

поделится с нами что ли не хотят?

Эх, огуречный, огуречный рассол,

хорошо иль плохо пошёл.

— А зачем вам, братья, сдались отцы?

— Дык устали бегать полем, как псы!

Мы жениться хотим поскорей,

но не можем отыскать дочерей!

Где ж вы ходите, тести-отцы?

Перезрели уже наши огурцы!

О министерствах культуры

В министерстве стихов,

вроде, не было грехов,

потому что стихи —

это вовсе не грехи.

В министерстве повестей

давно не было вестей,

потому как повестя

не писала сроду я.

В министерстве романистов

не хватало нам артистов,

видимо, артисты

не любили романистов.

В министерстве драматургов

шло как раз засилье урков:

что ни пьеса, то аншлаг.

Прям всамделишный гулаг!

В министерстве прозы

сдохли все мимозы:

просто наша проза

стала слишком взрослой.

Ну и всё на сегодня.

Министры ходят голодны

и на клички не откликаются.

А последствия: байки не баются

в устах трудового народа,

да большим таким хороводом

ходят слухи чи сплетни.

Мол, к церковной обедне

народ выучит «Азы» и «Веди»

и сразу в космос поедет

на телеге дядьки Егора —

бегом от такого позора!

Кот Баюн

На железном столбе

у высоком тереме

сидит кот, раскрыв рот,

а в его рот народ идёт

по одному, толпой, рядами,

и маленькими стадами.

Зачем идёт — не знает,

но идучи, рыдает:

— Ой ты, кот-коток,

род людской занемог

от тебя усатого!

Жизнью полосатою

жили мы, страдали,

смертушки не знали,

сеяли, пахали,

баяли, бывали

на далёких берегах

да на северных морях.

На Сибирь смотрели свысока,

и слагали про Ивана-дурака

сказки, небылицы.

Вот ты глянь на наши лица…

Но кот Баюнок,

поджав маленький хвосток,

на народ и не глядел,

а всё жевал его и ел,

да песни дивные пел:

что ни песня, то обман.

Вот такой у него план!

И чем злее был тот кот,

тем покорней шёл народ

ему в пасть, ему в рот. Вот.

А коль узнали вы себя в народе том,

не пеняйте на царя, что стал котом!

Ай вы, гусельники развесёлые

Ай вы, гусельники развесёлые,

слушайте сказы печальные,

сказы веские,

о том как ни жена, ни невестка я,

а бедняжка и мухи садовой не забидела,

человека не убила, не обидела,

тихо, мирно жила, никого не трогала,

ходила лишь огородами,

ни с кем никогда не ругалась,

в руки врагам не давалась,

имя своё не позорила

и соседей не бранила, не корила.

Но почему ж то муж меня бросил,

а любовник характер не сносил,

убежала от меня даже собака,

и с царём не нуждалась я в драке,

а он сам со мною подрался:

как залез, так и не сдался.

Вот сижу брюхатая, маюсь,

жду царевича и улыбаюсь.

А вы, гусельники, мимо ходите!

Проклятая я, аль не видите?

Гусельники развесёлые — 2

Ай вы, гусельники развесёлые,

пошто длинный рассказ держите,

зачем честному народу душу травите,

о чём сказы сказываете,

об чём песни поёте?

— Да не стой ты тут, девица красная,

отвратными помадами напомаженная,

белилами веснушки прикрывшая,

вопросы глупые задающая,

сказы сказывать мешаешь!

Как же я вам сказы сказывать мешаю,

когда вы ни слова о других не обронили,

а всё обо мне да обо мне.

Да, я девушка хорошая:

и дома прибраться, и по воду сходить,

а ещё вышивать умею и гладью, и крестом.

А хотите, я вам спляшу?

— Ой головушка, наша голова,

и зачем же баба бабу родила?

Ведь покою нет от их языка

со свету сживающего!

Обиделась я, красна девушка,

развернулась и ушла.

Но гусельники развесёлые

ещё долго пели о бабах русских,

об языках их злющих

да характерах вредных.